Три четверти
Шрифт:
— Красиво, — сказала она. — Это сейчас такая мода, да?
— Типа того.
— Ладно. Давай помогу, — и бабушка пришила к рюкзаку нашивку.
В понедельник я пошла в школу как настоящий металлист. Черные штаны, мамина шелковая жилетка, на рюкзаке нашивка, а на шее бандана треугольным краем вперед..
— Слюнявчик! — завопила Малютка при виде меня.
— Заткнись.
— Как ты разговариваешь с сестрой? — возмутилась мама.
— Как хочу, так и разговариваю.
— Ну-ка вон из-за стола, — папа рассвирепел и, кажется,
— И пожалуйста, — гордо сказала я. — Плевать.
— Она же не поела, — мама умоляюще посмотрела на папу.
— Значит, голодная пойдет.
Пришлось идти в школу на голодный желудок.
На математике я села так, чтобы Киту были видны родинки у меня на щеке и надпись Metallica на бандане. Воробей пихнула меня локтем:
— Килька, он на тебя смотрит, — и хихикнула.
— Тихо ты, — я почувствовала, как краснею, но сделала вид, что ничего не заметила.
На перемене Кит подошел ко мне.
— Классно выглядишь.
— Я знаю.
— Че, крутая типа?
— А че, нет?
Мы немного поржали, и внутри у меня будто щекотно надулся огромный розовый пузырь, как из жвачки с Дональдом Даком.
Всю неделю я ходила в бандане и слушала «Металлику». Если совсем честно, я соскучилась по «Битлз», но решила никому об этом не говорить. Потому что по вечерам мне звонил Кит, чтобы обсуждать музыку, а ради этого можно было слушать что угодно.
Как-то мы с Воробьем и Сыроежкой сидели на перемене. Сыроежка грызла яблоко и рассказывала нам очередные враки о своем брате и Альбинке. На этот раз она выдумала, как будто те всю ночь за стенкой занимались сексом и она сама слышала, как Альбинка громко кричит.
— Кричать-то зачем? — не поняла я.
— Килька, совсем дура? Чтобы ему было приятно.
— Он что, маньяк? Разве приятно, когда кто-то рядом орет как полоумный?
Сыроежка покрутила пальцем у виска и доела огрызок.
— А мои родители сексом не занимаются, — сказала Воробей. — Они вообще спят в разных кроватях.
— Они просто уже старые, — сказала я, а Сыроежка захихикала.
— Кызя.
— Сама кызя.
Воробей обиделась и собралась уходить, но как раз в этот момент к нам подошли Кит, Овца и Головастик.
— Слышьте, дело есть, — сказал Кит.
— Ну?
— Короче, мы придумали, что у нас будет тусовка.
— В смысле огонек? — предположила я.
— Че, дура? — сказал Овца.
Но Кит его двинул локтем, и он заткнулся.
— В смысле у нас будет тусовка. Мы будем собираться после уроков и тусоваться. Парни с девушками.
— Как это «парни с девушками»? — переспросила Воробей. — Типа вы хотите с нами загулять?
— Сечешь, Воробьиха, — Кит засмеялся.
— Короче, вот, — зачем-то подытожил Овца.
— И кто с кем будет гулять? — спросила Сыроежка.
— Давайте на камано-нагано? — предложил Головастик.
— Че, совсем кызя? — сказал Кит.
— А чего?
— Короче, насчет этого подумайте, а завтра
На этом Кит, Овца и Головастик ушли, а мы остались решать.
— Везет тебе, Воробьиха. Тебе Головастик нравится, а ты ему. Никаких вопросов. А нам что делать? — спросила Сыроежка.
— Что-что, он же сказал: камано-нагано.
— А если мне Овца выпадет? — спросила я.
— А если мне? Деловая такая, — отрезала Сыроежка.
— Короче, варианта другого нет. Скидывайтесь.
Мы с Сыроежкой потрясли кулаками и хором начали:
— Камано-нагано, чи-чи-ко…
Оба кулака расправились в бумагу.
— Чи-чи-ко…
Ножницы.
— Чи-чи-ко…
Моя бумага обернула камень Сыроежки. Йес!
— Везет тебе, Килька, — злобно сказала Сыроежка. — А мне с Овцой лизаться. От одной мысли блевать хочется: у него все губы обкусанные и изо рта тухлятиной воняет.
Мы что, будем целоваться с ними? — обалдела Воробей.
— А ты как думала? Что еще, по-твоему, значит «гулять»?. — огрызнулась Сыроежка.
— Может, откажешься? — спросила Воробей.
— Ага, и тусоваться с Пуканом? Ну уж нет.
Я ничего не сказала, но сердце билось как бешеное. На следующий день Кит прислал записку с вопросом, что мы решили. Я так и не поняла, нравится ему, что выпала я, или нет, но явно недоволен он не был. После уроков мы договорились встретиться в спортзале. Чтобы учительница физры ничего не подумала, сначала туда пошли мы с Сыроежкой и Воробьем.
— Чего вам, девочки? — Физручка складывала маты в угол, один на другой. В зале воняло потом и пылью. Учительница нагнулась, в дырке мелькнули бежевые трусы.
— Да мы хотели в бадминтон поиграть.
— Вы мои умницы. Только зал потом заприте, ключ в дверях.
И она вышла, подтягивая на ходу лосины.
Мы сели на маты, а Сыроежка принялась кувыркаться на брусьях: это у нее получалось довольно здорово.
— Килька, ты целовалась когда-нибудь?
В старой школе Алеша Тананыкин один раз поцеловал меня в щеку. Но сказать, что я никогда не целовалась, почему-то было стыдно.
— В каком-то смысле да.
— То есть?
— В щеку.
— Это не считается. Правда, Воробей?
— Не считается. Мне девчонки во дворе рассказывали, что настоящий поцелуй называется взасос.
— Да, потому что они сосут друг другу языки.
— Гадость какая. Они же все в слюнях.
Пока мы все это обсуждали, в зал пришли Кит, Головастик и Овца.
Кто-то предложил обложить брусья матами. Один положили вниз, другой сверху на перекладины, а из остальных сделали стенки. Получился такой домик, и даже уютный. Кит запер зал изнутри и велел Головастику погасить свет. Стало темно и немного страшно. Мы залезли внутрь. Воробей с Головастиком сели в правом углу, Сыроежка и Овца посередине, а мы с Китом слева. Я чувствовала запах носков Овцы, от этого немного кружилась голова и подташнивало. Овца захихикал и хрипло сказал: