Три дня без любви (поветь, рассказы)
Шрифт:
Так вот о яблочках… Подозреваю, что у Валерии Ивановны это наследственное. А мне-то что прикажете делать, уважаемый Иван Сергеевич? В монастырь уходить? Или пантокрином торговать? Рога-то хорошие, ветвистые, разбогатею… Поставьте себя на мое место, прежде чем осуждать. А что бутылочку вашу распили да коврик запачкали, так это досадная случайность. Но мы, как благородные люди, готовы все постирать и возместить…
Хотите разборки устроить? Пожалуйста! Мне бояться нечего. Я Валерией Ивановной уже унижен до уровня подметок, и предъявить она мне ничего не сможет. А вот вам есть что терять. Лидия Андреевна вряд ли потерпит измену, уж я-то ее знаю. Поэтому пускай сегодняшнее
Примерно так мог описать сцену какой-нибудь мелкий, никому не известный литератор, живший в позапрошлом веке. Классик на подобную чепуху вообще бы время не тратил, сочинял бы спокойно «Войну и мир». В современной же реальности все было гораздо прозаичней.
Когда посторонние, на ходу одеваясь, спешно удалились из квартиры, Вадик и Иван Сергеевич сели за стол и по-мужски, как и положено, с матом, выяснили отношения и расставили точки. Допив остатки водки «Краснознаменная» и доев восковую грушу.
Со слов тестя, два дня назад в деревню позвонила Лерка и доложила, что они с Вадиком поругались и на эти выходные, скорее всего, не приедут. Больше ничего говорить не пожелала. Крайне обеспокоенный тесть вызвался прокатиться в город и разобраться на месте. Накануне днем сел в личные «Жигули» и стартовал.
Чисто случайно увидел на перекрестке молодую коллегу и предложил заехать домой за учебником… («Ой, папа, ну что вы опять комедию ломаете? Мы ж обо всем договорились». — «А, ну да… Извини, забылся».) В общем, Иван Сергеевич решил воспользоваться благоприятным моментом в низменных, можно сказать, скотских целях — изменить любимой жене. («Ну, ты ж пойми — я мужик, мне адреналин нужен! Чтоб застоя не случилось!»)
— Извините за неудобный вопрос, Иван Сергеевич, а что бы вы сделали на моем месте?
— Для начала этому козлу меж рогов… В левую лобную долю. Ну, Лерка, ну, зараза… Не будь она моей дочкой…
— Тогда еще один интимный вопрос. А ваша молодая коллега случайно не замужем?
— А какая разница? Ну, допустим…
— Тогда, по логике, вы должны сами себе… Меж рогов… Я всего лишь повторил ваши слова, Иван Сергеевич.
— Хм… Не путай ты меня…
Вадик незаметно посмотрел на Леркиного родителя. Тот словно лет на десять постарел. Ни тебе офицерской осанки, ни блеска в глазах. И выражение лица словно у пингвина, оказавшегося в Сахаре. Ни намека на счастье.
Вадику вдруг стало жалко тестя. И даже стыдно за то, что он, Вадик, грозился вскрыть правду. Ведь Иван Сергеевич расстроился не из-за себя. Ну, подумаешь, гульнул на стороне с молодой. С кем не бывает? Это жизнь. Действительно, новые эмоции нужны. Вон многие открыто гуляют при живых женах. А жены при живых мужьях. И ничего, не переживают.
Тесть расстроился из-за них. Ну как же так? Мы ж все для вас — и условия создали, и с деньгами помогаем, только живите, радуйтесь. А вы? Что ж вы наделали? Зачем набедокурили? Что ж теперь будет? А Алешка как? Я ведь его так и не успел научить убивать людей. Не сделал из него настоящего мужика. А теперь и подавно не сделаю. Потому что без отца он мамкиным сыночком вырастет. Эх, Лерка… Зря я тебя ремнем не драл в детстве…
А правда, что теперь будет? Вадик уедет к матери, по выходным будет забирать Лешку, иногда видеться с Леркой.
Но он не хотел видеться с ней иногда! Он не хочет забирать Лешку на выходные! Он хочет, чтобы они по-прежнему всегда были рядом. Удивительно,
Он ничего не хочет ломать!
Но и жить с осознанием того, что она тебе изменила, нестерпимо больно. Даже если ты косвенно сам виноват в этой измене.
Тупик.
— Что делать-то будем? — Давно бросивший курить тесть достал из серванта древнюю, хранящуюся для гостей пачку «Явы».
Вадик пожал плечами.
Тесть сходил на кухню за спичками и майонезной баночкой-пепельницей. Закурил, затем нежно, словно раненую, взял в руки пустую бутылку «Краснознаменной».
— Ты знаешь, за что у меня пистолет и деньги на вашу ипотеку?
— Нет… Лерка не рассказывала.
— Она и не знает, — Иван Сергеевич жадно затянулся, словно сигаретный дым был наркозом, успокаивающим боль, — да и Лида тоже… Ты им не говори.
— Хорошо. А водка правда из Эфиопии?
— Да, оттуда… Полгода я там социализм защищал… А что такое для мужика полгода без семьи?.. Это морячки привычные, а для меня тяжеловато по первости. Ну, в общем, нашел лазейку… Эфиопия тогда с Сомали воевала. Но Сомали тоже для нас не чужая страна, тоже на коммунизм ориентирована. И тоже с нашими военными советниками. Это сейчас у них пираты, а тогда относительный порядок был. Получалось, мы, русские, друг с другом воевали. Одни за Эфиопию, другие за Сомали. И никуда не денешься — договор о взаимопомощи с теми чурбанами и с этими. Но по жизни мы, конечно, не воевали. Наоборот, по ночам в гости ходили, водку пили. Рисковали, понятное дело, но охота пуще неволи. Днем-то через границу не поедешь — за перебежчика примут и огонь откроют. А если поймают, так без суда и следствия.
Иван Сергеевич прервался, сделал еще одну успокоительную затяжку и продолжил:
— Короче, я на той, сомалийской стороне с прапорщицей одной познакомился. Немножко не от мира сего бабенка, военной романтики хотела. А может, еще чего… Служила при хозчасти. Ну я с ней и того… Сошелся. Любви никакой не было, ни ей, ни мне она не нужна была. Зато с остальным полный порядок. Периодически к ней наведывался. Когда возможность появлялась. Начальству, естественно, не докладывал, а то первым бы рейсом на родину. А за место я держался, платили нам не то что сейчас…
До линии фронта добирался на машине, пешком в заветном месте кордон переходил, ну и к ней пешком. Все отлажено, никаких проблем. Если б в Сомали задержали, сказал бы — я ваш. А наши бы подтвердили. Не, геморрой бы был, но не смертельный…
Обратно таким же путем. Бегом до линии фронта и в часть на машине. В общем, еду как-то после свидания. Уже по родной Эфиопии. Буквально только отъехал. Вдруг мужик местный под колеса бросается. Торможу, выскакиваю из джипаря. У обочины легковуха стоит. Дорогая. У крестьян таких точно нет. А мужик чуть не плачет, по-своему объяснить что-то хочет. Я немножко понимал диалект, врубился, что помощь нужна. Подхожу к легковухе, а там баба молодая. Черная. Кричит и на живот показывает. Рожает! Как потом выяснилось, водитель ее в больницу повез, да не довез… Не знает, что и делать… Я роды, конечно, тоже не принимал, хотя представление имел, был у нас в училище курс лекций по оказанию первой помощи… Ну кое-как справился. Родила она прямо в машине пацана… Я шоферюге говорю, мол, ты меня не знаешь, иначе кердык. Он пообещал.