Три дня и вся жизнь
Шрифт:
Антуан расплакался.
– Все наладится, малыш, – сказал жандарм, взяв его за плечо.
И тут все услышали глухой шум, словно далекий звук больших птичьих крыльев. Над лесом, со стороны Сент-Эсташа, летел вертолет, и дрожащий луч его прожектора упирался в землю.
Сердце Антуана билось в том же ритме, что невидимые лопасти пропеллера вертолета, выписывающего круги в ночном небе.
Жандарм повернулся к господину Дэме и приложил указательный палец к козырьку:
– Спасибо за сотрудничество… Объявлен розыск,
Вместе с коллегами он сел в пикап и уехал.
Все разошлись по домам.
– Они пытаются разобраться, как это произошло… – сказала госпожа Куртен.
Она закрыла дверь на ключ и вернулась в гостиную.
Антуан стоял у входа, не сводя глаз с телевизора, где во весь экран показывали лицо Реми: улыбающегося, с приглаженными волосами. Его сфотографировали в прошлом году в школе. Антуан знал эту желтую футболку с голубым слоником.
Комментатор давал описание ребенка: что на нем было надето, когда он пропал; куда он предположительно мог направиться. Рост метр пятнадцать.
Поди знай почему, но эта цифра разбила Антуану сердце.
Было зачитано обращение к возможным свидетелям, бегущая строка внизу экрана сообщала номер телефона для экстренной связи. Предполагалось задействовать водолазов, чтобы обследовать пруд. Антуан представил себе расставленные на ведущей к пруду дороге пожарные машины с мигалками, сидящих на бортиках резиновых лодок аквалангистов, стремительным и точным движением опрокидывающихся назад…
Журналистке было лет сорок, Антуан часто видел ее на телеэкране, но сегодня он смотрел на нее другими глазами, потому что она говорила значительно, почти торжественно: «Первые поиски результатов не дали…»
Показали несколько видов Боваля, немного устаревших, наверное из архива. И несколько планов с жандармскими автомобилями, патрулирующими окрестности.
«Темнота вынудила следователей отложить продолжение своих поисков на завтра».
Антуан не мог оторваться от экрана. Он испытывал поразительное ощущение дежавю, он часто слышал сообщения о трагических происшествиях, но на сей раз оно касалось его непосредственно, потому что он был убийцей.
«…судебной информации для расследования причин исчезновения прокуратурой города Вильнёв».
– Антуан, ты идешь за стол? – спросила госпожа Крутен. Повернувшись к сыну, она заметила, что он неестественно бледен. – Не удивлюсь, если ты там что-то замышляешь…
5
Антуан поужинал очень легко, то есть вообще ничего не съел. Не хочу.
– Ну еще бы! – сказала мать. – После всего того, что случилось…
Антуан помог ей убрать со стола, а потом, как всегда по вечерам, подошел к матери, подставил щеку для поцелуя и поднялся в свою комнату.
Надо было подготовиться, дособрать рюкзак… Во сколько ему уходить, чтобы никто
Он вытащил из-под кровати свои вещи, и внезапно его охватило сомнение: а как он получит деньги с книжки?
Когда мать в виде исключения соглашалась на то, чтобы снять какую-то часть – например, чтобы купить часы, – она всегда сама ходила на почту: ты не можешь пойти один, надо быть совершеннолетним… А он, значит, подойдет к окошку, у него попросят удостоверение личности, да нет, зачем? Просто посмотрят на него, этого достаточно… Нет, мальчик, так нельзя… ты должен прийти с мамой или папой…
Без денег бегство невозможно.
Все пропало. Ему придется остаться и ждать, когда его арестуют.
Антуан был подавлен, но меньше, чем мог бы быть.
Он новыми глазами взглянул на свою комнату. И набитый носками и футболками рюкзак с торчащим из наружного кармана Человеком-пауком сразу показался ему нелепым.
Он упивался мыслями о побеге, но верил ли он в него по-настоящему?
На него вдруг навалилась чудовищная усталость. Слезы закончились. Он чувствовал себя совершенно измотанным.
Засунув рюкзак под кровать, а сберкнижку и документы в ящик письменного стола, он рухнул на постель.
Во сне ему вновь привиделось, что он бредет к большому буку с Реми на спине. Перед глазами то и дело возникали безвольно повисшие детские ручки. Ему никак не удавалось продвинуться вперед. Несмотря на все его усилия, расстояние не сокращалось. Тогда он глянул под ноги, где валялись его часы. Они были точно такие, как в жизни, с флуоресцентным зеленым браслетом, только еще большего размера. Не заметить их было невозможно. Реми куда-то делся с его плеч. Вместо него Антуан тащил теперь гигантские часы, которые весили больше, чем ребенок. Он шел по лесу, удаляясь от Сент-Эсташа.
Услышав какой-то звук позади себя, он остановился и обернулся.
Это был Реми. Он лежал на животе в темной могиле. Он не умер, только поранился, но жестоко страдал, потому что у него были сломаны ребра и ноги. Реми тянул руки к краю могилы, к свету. К Антуану. Он звал на помощь, он хотел, чтобы ему помогли вылезти из этой ямы. Он не хотел умирать.
Антуан!
Реми вопил не умолкая.
Антуан попытался помочь ему, но ноги не шли; он видел, что малыш тянет к нему руки, слышал его мольбы, переходящие в завывания…
Антуан!
Антуан!
Антуан!
– Антуан!
Внезапно он проснулся. На краю постели сидела мать и, прижав ладони к груди, с беспокойством смотрела на него.
– Антуан…
Очнувшись, он сел в постели. И сразу все вспомнил.
Который час?
В комнату с первого этажа проникал желтый свет.
– Ты так кричал, что напугал меня… Антуан, ты что-то скрываешь?
Антуан сглотнул слюну и отрицательно покачал головой.
– А, скажи? Ты что-то скрываешь?