Три года счастья
Шрифт:
Кетрин сомневается и больше не видит в нём того, кому отдала свое сердце.
Не видит, ведь он разбил и предал ее.
Она бы так все и ославила, если он желает возвращаться к ней. Только вот волчица стала проблемой. Огромной проблемой.
Может ли Элайджа быть счастлив с Хейли?
Кетрин думает, что не может. Она думает об этом, когда расстегивает пуговицы его рубашки, проводит ладонями по оголенному торсу.
Сегодня на ней его черная рубашка и Пирс даже не задумывалась почему все именно так.
Почему
Ей и не нужно думать, когда она улыбается ему, а его улыбка такая прекрасная и искренняя, она кладет плечо руку. Ее волосы уложены на одну сторону, она встает на носочки, перешагивает так, что ее ноги оказываются между колена Майклсона. Он сидел на краю постели, улыбался и точно знал, что больше не вернется сюда. На его правой руке тикают наручные часы, хотя, идет ли здесь счет времени. Сердце стучит быстрее, когда его рука удерживает ее за икру. Не хочет отпускать ее, но так ведь нужно.
Нужно, если желает жить дальше, а не этой иллюзией счастья.
В этом прикосновении, то как она поглаживает ее кожу, она чувствует его самоотверженную заботу, которая совсем не кажется докучной.
Все еще нужна ему.
Все еще с ней.
Любовь – это ведь величайшая слабость? Не так ли?
Элайджа позволил себе улыбку рядом с ней, хотя ему казалось, что он уже давно проклят.
Черный.
Черная.
Только Майклсон отрицает это и каждый раз надевает белое.
Отрицает тьму.
Элайджа бродит по земле столько веков и наблюдал за тем, как расцветает и крепнет настоящая любовь, что научился узнавать ее с полувзгляда и с полуслова, но сам же не верил в любовь.
Знает ведь, что женщины были и будут в его жизни, только вот будет та, к которой он всегда будет желать вернуться. История любви с Катериной оставалась его самой любимой, но можно ли назвать настоящей любовью?
Он любуется блеском, огнем в ее глазах цвета виски. Она принимает его любовь, потому в груди становится так тепло рядом с ним. Он принимает все это, потому что ему так хорошо рядом с ней. Она простила его. Может, пора перестать бегать от счастья, если оно само идёт тебе ? Прекратить бег и почему-то Пирс понимает это слишком поздно. Кареглазое, жестокое, но заботливое счастье. Ее счастье. Элайджа был ее счастьем.
— Я не опасна,потому что мертва, - выдохнула Пирс.
Он вплотную приблизил свое лицо к ее и тихо прошептал.
— Не для меня. Не для моего внутреннего зверя, Катерина. Только тебе под силу контролировать меня, утолять голод. Я видел пророчество Фреи и должен покончить с этим, чтобы моя семья не пала от рук монстра, - на выдохе.
— И кого же в этот раз ты должен убить? – приподнимает голову, заглядывает в глаза.
— Марселя Жерарда, - отвечает тот.
— Что? Ты в своем уме? – отшатывается назад, убирает свою ногу.
— Я видел пророчество и если Марсель переступит черту, -
— Остановить или приблизить ваш конец? – хмыкает она.
— Остановить падение своей семьи, - уверенно говорит первородный.
— А ты не подумал, что все то, что ты видел говорит о том, что Марселя не нужно трогать? Если он и может стать вашей погибелью, то легче предупредить все это, чем расхлебывать последствия созданной проблемы. Я предпочитаю игнорировать проблему, ну ты знаешь это, дорогой. Гнев и злоба затухнут со временем, - легкие касание, которые Пирс оставляет на его плече.
— Нет, Катерина, - Майклсон пытается встать, но Кетрин не спешит убирать свою руку с его плеча, не позволяет подняться. — Любой, кто пытается пойти против моей семье – мертв.
— Но, я же жива, Элайджа? Почему? – спрашивает брюнетка.
— Потому что я доверяю тебе и против меня ты не осмелишься пойти, - отвечает Элайджа убирая ее руку со своего плеча. — Теперь я осознал, что мог доверять тебе всегда.
— Так доверься мне и сейчас! Не делает того, что задумал! Не ломай себя, Элайджа, – вскрикивает, разводит руками.
А в следующую секунду от отталкивает ее, грубо, что Пирс оказывается прижата к стене и может только смотреть как он уходит, не говорит ни слова, а черная дверь закрывается за его спиной.
А в следующую секунду Элайджа Майклсон сломается. Сломается, когда услышит ее крик.
Крик из-за закрытой черной двери. Крик, который заставляет тело содрогнуться в конвульсиях, вздрогнуть. Крик, который вызывает желание провалиться сквозь землю, утонуть, сгореть заживо, только бы не слышать. Что он вообще задумал? Что он вообще сделал?
— Нет! Элайджа! Нет! Нет! Остановись! Не уходи! Нет! Ты продашь свою душу, если сделаешь это! Ты сломаешь! Ты не стабилен! Нет! Нет! Нет! Нет!
А в следующую секунду, он слышит, как она бьет кулаками в дверь, пытается прорваться сквозь его разум. Бьет, желает разнести в щепки, снести с петель, сбивает в кровь костяшки, а ему это отдает головной болью и не более.
А в следующую секунду он понимает, что это его вина.
А в следующую секунду она не знает, что делать и как вернуть его, падает на пол и на глазах слезы.
А в следующую секунду ее сердце рвется на части, не знает, как жить дальше.
А в следующую секунду она понимает, что проиграла и больше никогда не увидит его вновь. Он не вернется.
А в следующую секунду она кричит, оборачивает кофейный столик и горячий кофе, но согревает, а обжигает кожу, оставляет ожоги.
Ожоги, боль и кровь.
Во что желал верить Элайджа, когда лишил жизни Марселя, а сейчас смотрит на искры пламени и кажется, не дышит.
— Мы доверяли ему все наши тайны, а затем, Клаус, мы предали его. У меня не было выбора.