Три года счастья
Шрифт:
— Ты правда в это веришь?
А во что он сейчас верит?
Верит, когда продал свою душу, а зверь оказался на свободе.
Что он делал, во имя семьи, до открытой Красной Двери, до того, как его надломали. Что делает сейчас? Дверь скорее воплощение его Зверя, настоящего вампира и хищника, но никак не подлости и низости, которую он проявил что в случае с Давиной, что в случае с Марселем, что в случае с Селест, Катериной, Колом, Ребеккой, Финном, Винсентом и много кем еще за свои тысячу лет. Внешность не всегда отражает скрытое безумие. Он не безумен, не считая его расстройство на теме семьи, которое довело его до всей этой истории с Хейли, втаптывала в грязь, как воплощением этой идеи воссоединения
А что дальше?
Слезы? Боль? Безразличие?
Элайджа падает на колени перед Хейли, обхватывает пуками ее ноги и молит о прощении. Ему нужно прощение, тогда ему с станет легче.
Он просит прощение за отнятую жизнь Марселя еще не зная,что если он сейчас испытывает боль, то Марсель чувствует себя маленьким мальчишкой, которого избили, растерянным и слабым, а ещё таким глупым, потому что он верил в то, что являются частью семьи Майклсонов, а Элайджа ведь убил его, вырвал сердце.
Марсель испытывает только гнев, ярость, как только открывает глаза. Под глазами набухают венки и где-то глубоко, на дне он потерял себя.
Ушел на дно.
Только вот он слышит свое дыхание, захлебывается ледяной водой.
Боль.
Глубоко.
На дно.
Целый океан боли, лишь несколько капель которого текут в эту секунду по резко набухшим венкам под глазами. Марсель думает – как он мог упустить это. Как мог игнорировать, как мог позволить Элайджи убить себя и оставаться на дне наедине с пожирающими душу воспоминаниями. Как мог заставить себя обойтись отчаянно-лживым «я в порядке», когда чётко осознавал, что – нет, ни черта не в порядке. Как мог верить, в то, что он часть семьи Майклсонов?
Где-то внутри здравый смысл шепчет Элайджи: Не вини себя. Ты защищал семью. Ты делал то, что делал всегда – защищал семью.
Хейли слышит, как он дышит рядом с ней.
Хейли должна помочь ему. Помочь тому, кого любит.
У Элайджи было много времени, чтобы спрятать и этот свой грех, чтобы, может быть даже, самому забыть. У него была почти вечность, чтобы забыть.
Вечность наедине с этой болью, – от этой мысли хочется вырвать себе сердце из груди, потому что оно болит, сбивается с ритма, горит огнём. Вырвать, как вырвал Марселю.
Хейли боится надавить слишком сильно, сломать. Понимает ведь, что без последствий не обойдётся. Старается быть осторожной, потому что доверие, которое было когда-то таким невероятно хрупким, всё ещё слишком легко разрушить.
Слишком поздно чинить сломанного Элайджу.
Сломал сам себя.
Сам не свой.
— Что произошло? Скажи мне, пожалуйста.
— Марсель. Я забрал его жизнь.
На его глазах слезы.
Он не может понять, правильно он поступает или нет. Он будто стоит на краю обрыва, одной рукой удерживаясь над пропастью, а другой отпускает, падает в пропасть из мрака времени застаревшие воспоминания. Кошмар наяву, ужас из реальности, и если однажды ему не достанет сил… Может случиться страшное.
Страшное, если он не справится.
«Ты справишься. Тебе хватит мужества», – отдаётся эхом в мыслях мягкий уверенный голос, правда он ведь должен справится.
Хейли ведь помогает. Эта их неповторимая связь – в это мгновение – не любовь. Или, если быть точнее, очень особенная сторона
Хейли не умеет подбирать слова, не умеет играть ими, не умеет намекать, подбадривать или сводить что-то важное к шутке. Она просто скажет то, в чём действительно уверенна в эту минуту, когда мужчина перед ней – израненный изнутри, но всё ещё самый прекрасный на свете, тот, кто любит ее, и тот, кого любит она сама больше жизни, – обращает свою боль вовнутрь, ненавистью к себе. Она больше не может позволить себе молчаливо стоять и смотреть на Элайджу, который смотрит на пламя в камине.
— Только так мы мог быть уверен, Элайджа, а Никлаус, думаю внутри он уже это понимает. Но прежде всего, ты должен простить себя.
Элайджа видит поднимающийся взгляд абсолютно ее светлых глаз, и знает, что светлые блики – это только отражение ламп в не сорвавшихся пока слезах. И всё-таки ему кажется, что обжигающая тьма из прошлого стала чуть менее плотной.
Слышит ее дыхание и может быть не коснуться ее губ, не может не забыться.
Теряет себя всего за одну ночь.
Теряет себя в объятьях Хейли.
Элайджа думает, надеется, верит, что однажды, вместе, бой за боем, они выиграют эту войну и воссоединение семьи реальное.
Он просыпается, когда солнце уже взошло, слышит, как она рядом с ним, касается ее плеча.
Контроль над инстинктом самосохранения? Почему Элайджа так поступил с Марселем? Желал спасти семью? Инстинкт работает неосознанно? Что было неосознанного в убийстве Марселя?Вся семья Первородных всегда была подлой. Единственным, кто выделялся в этом плане, был Элайджа От других, кроме подлости и ожидать нечего, они так вели себя всегда и порой соревновались с Клаусом в низости. Все они, кроме Элайджи. Он был в этой семье моральным компасом и сдерживающим фактором. И потому именно падение Элайджи может погрузить эту семью в Хаос. Ребекка желала обрести настоящую любовь,Коул, который всегда был безжалостным убийцей, поверил, что любовь откроет ему дверь к свету, только увы, света он не увидит, ведь Давина умерла во имя того, чтобы Фрея могла остановить Люсьена Касла. Стоило это того? Клаус не потерпит, если кто-то превзойдет его. Личность Элайджи просто уничтожили, а случай с Марселем и Давиной - просто выстрел в голову едва шевелящейся морали. И между ним и его семьей была огромная пропасть в морали и понимании. Сделал ли это бессознательно, а теперь винит себя и не простит.
Хейли ведь просила его простить себя.
— Ты наблюдал, как я сплю?
— Возможно чуть-чуть.
Он ведь и вправду наблюдал, думал, что совершил, а сейчас смотрит в лицо улыбающейся Хейли, которая касается его лица, оставляет поцелуй на его губах и говорит то, он никогда не останется один.
— Несмотря на то, что мы сделали. И кого только не потеряли. Мы все еще вместе, ты не один.
Тысяча лет бок о бок друг с другом слишком тяжко для любой семьи. А Элайджа как взвалил на себя груз “старшего брата”, так и несет до сих пор. Но, видимо уже по-другому не может. И чем дальше, тем хуже.
Что оно еще может еще сделать? Никлаус ведь предпочитает все переживать в одиночестве.
Люди хотят побыть в одиночестве, но они не любят быть одинокими.
Клаус был в одиночестве, до прихода Винсента и Джошуа.
— Гамлет. По этой книге мы учили Марселя читать.
— Класс! Но раз его нет, мы…
— Он мертв.
— Сыворотка. Марсель ее не принял из -за меня! Если бы я не просил подождать…
— Ты правда так думаешь? Потому что он хотел, чтобы они так думали. Правда в том, что Марсель принял ее, как только я предложил. Он даже не сомневался. И если Майклсоны считают, что он мертв - их ждет большой сюрприз.