Три года в тылу врага
Шрифт:
— Кто желает служить в отряде?
И снова ни один человек не покинул шеренгу. На этот раз по приказу Бромберга был расстрелян каждый шестой.
Еще через два дня перед шеренгой измученных военнопленных автоматными очередями были скошены четверо, среди них лейтенант Алтунин, сержант Сергейченко.
От батальона осталось шестнадцать человек.
Умирать бесцельно никому не хотелось. Каждый хотел выжить и отомстить фашистам за муки, за позор плена, за смерть товарищей. Но как это сделать, где найти выход? Посовещались и выбрали путь — покориться немцам,
С огромной тяжестью в сердце военнопленные начали службу в полиции. Почти все солдаты отряда были загнаны сюда силой оружия, голодовками и только считанные одиночки пошли служить добровольно.
Оставшихся в живых бойцов батальона рассортировали по разным подразделениям. Но это не мешало им собираться вместе и готовиться к побегу.
Однажды через местных жителей стало известно, что около разъезда Лозовица были замечены партизанские разведчики и на вторую ночь партизаны пустили под откос немецкий эшелон. Это вселило надежду на скорое избавление от службы немцам. Появление партизан вызвало переполох у немцев. В лагерь прибыли автомашины с боеприпасами, горючим. Полицейских стали вооружать винтовками.
Подпольный комитет решил установить связь с партизанами. Это возложили на Павла Митрофанова, который должен сбежать с поста. Но чтобы не вызвать подозрения у немцев и лишить их возможности использовать полицейский отряд против партизан, ему поручили заодно сжечь склад с горючим.
…Мы верили Павлу Митрофанову и одновременно опасались предательства. Под видом бывших военнопленных, разных перебежчиков фашисты нередко засылали своих лазутчиков.
— А я ему доверяю, — сказал Садовников, когда мы остались в штабе одни.
— Почему? — спросил его Григорий Иванович Ефимов.
— Через местных жителей известно, что почти все военнопленные стали полицейскими по нужде, вернее, их принудили, заставили выбирать — или служба в полиции, или голодная смерть.
— Что ты предлагаешь?
— Помочь. Это же наши советские люди.
— Как?
— Разгромить это фашистское гнездо.
— Это единственный выход, но надо подождать Сергея Иванова. Он вместе с Петром Охом ушел к своим связным, которые хотели сообщить что-то важное о полицейском лагере.
— Когда они прибудут?
— Сегодня вечером.
Разведчики вернулись после обеда. Они подтвердили показания Митрофанова о существовании подпольного комитета, о состоянии охраны, наличии и расположении постов.
Ефимов решил действовать без промедления.
В течение недели установили связь с лагерем, выработали план нападения на фашистскую охрану. Его решили осуществить в тот момент, когда основная масса немцев уйдет обедать в столовую.
Двадцатого апреля за полчаса до обеда в бараках бывшие военнопленные изолировали тех, кто активно сотрудничал с гитлеровцами. Затем напали на немецких часовых, охранявших штаб и склад с оружием, перекрыли все дороги.
Восстание полицейских было неожиданным для фашистов. Сопротивление оказали только офицеры, засевшие в столовой. С ними покончили гранатами.
Через
В конце апреля мы с Ефимовым возвращались из деревни Семеновщина. Здесь состоялось совещание командиров и комиссаров бригад и отрядов, действовавших в Ленинградской области. Его проводил представитель обкома партии Матвеев. Он рассказал о положении на фронтах, в Ленинграде, на Большой земле, о намеченном увеличении поставок оружия и боеприпасов. Особенно он обрадовал нас тем, что на недавно созданный у деревни Ухошино аэродром к нам будут летать не два «Дугласа», как раньше, а целая эскадрилья транспортных самолетов.
За месяц мы освободили немало деревень Пушгорского, Чихачевского, Бежецкого, Новоржевского районов. Неожиданными ночными налетами партизанские отряды громили вражеские гарнизоны, транспорты. Мы установили контроль над железной дорогой Витебск — Ленинград, где почти каждую ночь пускали под откос немецкие воинские эшелоны, взрывали мосты, пути.
Совещание подходило к концу, когда к нам подсел Никитин.
— Где ваши Мудров и Гурко?
— Где им быть — в своих отрядах, — ответил Ефимов.
— Вызовите их сюда.
— Зачем?
— Сейчас только доставили приказ о награждении партизан. В числе их и Мудров с Гурко. Первого наградили орденом Ленина, а Петю Гурко за разведку на станции Ашево — медалью «За боевые заслуги».
— Уважаемый Михаил Никитич, ты чаще нам подбрасывай награды. Попутно пришли и хорошего начальника штаба. Надоело мне канцелярию разводить и таскать с собой. — Ефимов хлопнул по своему планшету, где у него хранились различные штабные документы.
— Что ты раньше молчал? Давно бы прислали.
— Стеснялся. Только дайте грамотного в военном отношении, чтобы и порядок наводил и помогал операции готовить.
— Такой есть. Давно просится в партизаны.
— Кто?
— Старший лейтенант Клочко, Виктор Павлович.
— Когда пришлешь?
— Радировать буду сегодня. Дня через три прибудет сюда.
Мы не стали задерживаться в Семеновщине и поспешили домой.
Как обещал Никитин, начальник штаба прибыл к нам через три дня. Клочко было лет тридцать.
— Что ж, Виктор Павлович, принимай дела, — сказал Ефимов и начал выкладывать из планшета потертые бумаги.
— Вы бы сначала накормили, а потом заставляли работать. У хороших хозяев всегда так делают, — скороговоркой ответил Клочко и сразу же уткнулся в бумаги.
— Мы начинаем с духовной пищи, а потом преподносим щи и кашу, — весело, в тон ему, ответил Григорий Иванович.
Мы долго с ним беседовали, познакомили с обстановкой, и начальник штаба горячо взялся за дело. Он целыми днями пропадал в отрядах, проверял, как люди знают оружие, берегут его, учил, как правильно маскироваться, строить простейшие оборонительные сооружения, помогал партизанам налаживать порядок. Одновременно и сам учился у них.