Три господина ночи

Бенцони Жюльетта

Он не заставил повторять приглашение, нанял гондолу и устремился к острову Мурано в надежде увидеться наконец со своей юной любовницей, поскольку в письме за подписью «М.М.» было сказано, что он, несомненно, получит удовольствие от этого посещения.

Сидя в монастырской приемной, он смотрел сквозь изящные завитки широкой решетки на приближающуюся к нему девушку. Она была очень хороша собой, с молочной кожей, прекрасными голубыми глазами. Платье на ней было скромное, но из-под кружевного покрывала на голове выбивались роскошные волосы чудесного светло-каштанового оттенка.

– Так, значит,

вы – господин Казанова? – спросила она. – Спасибо, что пришли. Я давно хотела с вами познакомиться. Катарина без конца про вас рассказывает.

– Надеюсь, она здорова, ничего не случилось…

– Не беспокойтесь! Все хорошо. Сегодня она занята другими делами. Это я хотела с вами встретиться.

– Зачем?

– Просто-напросто для того, чтобы вас увидеть. Мне было интересно, понравитесь вы мне или нет, – прибавила она, так томно взглянув на Казанову, что он вмиг позабыл про Катарину. Эта девушка была вдвое прекраснее его бывшей подруги.

– Ну, так что же? – еле выговорил он от волнения.

– Приходите сегодня вечером по адресу, написанному на этом листке бумаги, – ответила она, просовывая между завитками решетки маленькую белую трубочку, – и вы это узнаете.

В тот же вечер Джакомо снова встретился с Марией-Маддаленой, на этот раз – в маленьком домике на берегу лагуны. Она была одета как мальчик – в розовый бархатный камзол, расшитый золотыми блестками, и короткие черные атласные штаны, туго обтянувшие божественные ножки. На маленьком столике посреди комнаты, обитой розовым шелком, был накрыт ужин. Увидев, как изумился всему этому ее гость, Мария-Маддалена улыбнулась:

– Вам не нравится?

– Очень нравится. Но где мы?

– У меня. Вернее, дом принадлежит моему любовнику. Он француз, очень богатый, и исполняет все мои прихоти. Вы – тоже один из моих капризов. И я готова показать вам, как сильно вы мне нравитесь, – прибавила она, начиная раздеваться.

Свидания в маленьком домике следовали одно за другим, страстные и вместе с тем дразнящие, потому что прекрасная Маддалена отдавала Казанове лишь свое тело, но не приоткрывала и краешка своей личности или своей настоящей жизни. Но душе Маддалены было свойственно милосердие, а может быть, и коварство, потому что однажды ночью, явившись на свидание, изумленный Джакомо обнаружил, что в уже разобранной постели его ждет… обнаженная Катарина.

– Мария-Маддалена присоединится к нам чуть позже, – с улыбкой объяснила Катарина своему опешившему любовнику.

Девушка, несомненно, сделала большие успехи. В самом деле, прошло несколько минут, и Мария-Маддалена, на которой, как и на Катарине, не было никакой одежды, присоединилась к сладострастникам, вплелась в их объятия и наконец сообщила, что ее французский любовник тоже не замедлит явиться.

Вот таким образом, в ходе более чем интимной оргии, Казанова познакомился с французским послом в Венеции, аббатом де Берни, и сделался одним из ближайших его друзей.

Следующие недели наша четверка провела как нельзя более приятно. Каждую ночь они встречались, чтобы пировать и совместно предаваться любовным играм. Берни знал, что вскоре ему предстоит вернуться в Париж, и старался, так сказать, урвать все, что можно, устраивая один праздник

за другим. Если бы Казанова этим довольствовался, то, пожалуй, смог бы избежать крупных неприятностей. Но его страсть к женщинам была поистине неутолима. Ему мало было то и дело переходить от Катарины к Маддалене, а то и заниматься обеими разом, поскольку у аббата, который был постарше, здоровье было уже не то. Ему опять захотелось чего-то новенького, неизведанного. Кроме того, он снова начал заниматься алхимией, что было совершенно неуместно, если принять во внимание его новую любовь.

В самом деле, на этот раз он остановил свой выбор на красавице патрицианке Лючиане Дзорци, которая, разумеется, недолго оставалась бесчувственной к его пламенным взглядам. К несчастью, Лючиану еще кое-кто любил, но так и не сумел добиться ее благосклонности; и этим неудачником был Паоло Кондульмеро, государственный инквизитор, которого со страхом называли «Красным Инквизитором».

Кондульмеро был святошей, обуреваемым страстями тем более неукротимыми, чем сильнее он их подавлял. Он быстро понял, что женщина, в которую он влюблен, готова отдаться этому исчадию ада, носившему имя Джакомо Казановы. И он натравил на злодея некоего Мануцци, который для отвода глаз занимался комиссионной продажей драгоценностей, но на самом деле был самым ловким шпионом инквизиции.

И вот однажды июльским утром 1755 года Казанова, как обычно, отправился подышать свежим воздухом Эрберии, а вернувшись домой, увидел взломанный замок, распахнутую дверь, перевернутые вверх дном комнаты и рыдающую квартирную хозяйку.

– Сюда приходил важный человек, а с ним – люди в черном, – не переставая плакать, объяснила она. – Они все здесь переворошили и ушли, прихватив с собой множество книг. И этот важный человек… он смеялся!

Казанова почувствовал, как кровь отливает от его лица. Эти книги могли означать для него смертный приговор, поскольку по большей части это были сочинения по алхимии, такие, как «Ключи Соломона» или «Zacorben». Кроме того, там были каббалистические труды и множество менее опасных книг вроде «Диалогов» Аретино.

Но к числу его достоинств принадлежало мужество, и, когда несчастная женщина стала умолять его бежать из города, он ответил:

– Каждый имеет право читать, что захочет. Я не стану бежать из-за нескольких книг, потому что я никому не причинил зла.

Тот же ответ он дал перепуганному Брагадино, который прибежал в эту самую минуту к «своему дорогому мальчику», чтобы дать ему денег и упросить его снова бежать из Венеции, если только он испытывает к Брагадино хоть четверть той нежности, какую он, Брагадино, питает к нему.

– Мне не в чем себя упрекнуть! – повторил Джакомо. – Бежать означало бы признать свою вину.

– Но, несчастный, ты не знаешь, что тебе грозит. Красный Инквизитор утверждает, будто ты околдовываешь женщин, прибегая для этого к сатанинским обрядам.

– Что за глупости! Не моя вина, если я нравлюсь женщинам!

– Я и сам прекрасно это понимаю, но я знаю, что говорю. Кондульмеро нашел свидетелей. Говорят, позапрошлой ночью графиня Бонафеде выбежала из твоего дома совершенно нагая, с распущенными волосами, крича, что ты околдовал ее, и осыпая тебя проклятиями…