Три грустных тигра
Шрифт:
И вдруг он хлопает меня по плечу и спрашивает: «Старик, это не твоя там краля?» Я не понял, о чем это Бени толкует, да и почти никогда не знаешь, о чем это он толкует, поэтому особого внимания не обратил, но взглянул все же. И знаете, что я там увидел? Я увидел девушку, почти совсем девчонку, лет шестнадцати, которая смотрела на меня. В «Сьерре», что внутри, что снаружи, всегда темно, но я сидел за стойкой, а она была с другой стороны, на воздухе, и между нами стояло стекло. Я внимательно посмотрел на нее и увидел, что она смотрит на меня, тоже внимательно, не оставалось никаких сомнений. К тому же она мне улыбнулась, и я улыбнулся, извинился перед Бени и зашагал к ее столику. Сначала я ее не узнал, потому что она сильно загорела и распустила волосы, выглядела совсем взрослой. На ней было белое платье, закрытое спереди, но с глубоким вырезом сзади. С очень, очень глубоким вырезом, вся спина открыта, виднелась очень красивая открытая
— Выйдем, — в смысле, на улицу перед клубом, куда всегда все выходят поговорить и подышать горячим и вонючим дымом автобусов, когда внутри слишком жарко.
— Не могу, — сказала она, — я с подругой.
— Ну и что? — сказал я.
— Да-не-мо-гу-я, — отрезала она.
Я не знал, что сделать, и торчал там в нерешительности, то ли уйти, то ли остаться.
— Давай встретимся позже, — сказала она потихоньку.
Я задумался, что именно значит «позже».
— Позже, — сказала она, — когда меня отвезут домой. Папа с мамой на даче. Зайди за мной.
Вивиан проживала (школа Бустрофедона) в высотке «Фокса», на двадцать седьмом этаже, но познакомились мы с ней не так высоко. Познакомились мы чуть ли не в подвале. Как-то раз она зашла в «Капри» с Арсенио Куэ и моим приятелем Сильвестре. Куэ я знал только по имени, да и то смутно, но вот с Сильвестре мы учились вместе, пока в восьмом классе я не перешел в художественную школу «Сан-Алехандро» — я тогда воображал, что скоро мне придется сменить фамилию на Рафаэль, или Микеланджело, или Леонардо, а энциклопедия «Эспаса» посвятит том моему творчеству. Куэ сначала представил мне свою девушку или свою подружку, длинную и худую блондинку, плоскую как доска, но очень привлекательную — и видно было, что она это знает, — потом Вивиан и, наконец, представил им меня. Утонченный, черт, ни дать ни взять театр. Представлял он по-английски, а потом, чтобы дать понять, кто здесь современник ООН, заговорил по-французски со своей спутницей, или сожительницей, или кем она ему там была. Я ждал, когда же он перейдет на немецкий, или на русский, или на итальянский на худой конец, но он так и не перешел. Так и распинался то по-английски, то по-французски, то на обоих одновременно. Мы (все, кто был в клубе) здорово шумели, шоу шло себе, но Куэ голосил на своем английском и своем французском поверх музыки и поверх поющего голоса и поверх всего того банкетно-именинно-барного гвалта, который вечно стоит в кабаре. Оба, похоже, вовсю старались доказать, что им ничего не стоит болтать по-франглийски без отрыва от поцелуев. Сильвестре углубился в шоу (точнее, в танцовщицу — сплошные ноги и ляжки и груди) так, будто видел это в первый раз в жизни. На «Капри» груши — нельзя скушать. (От нашего Б.) Он предпочитал настоящему сокровищу рядом с собой призрачные сокровища с подмостков. Мне же эти лица и эти тела и эти ужимки были знакомы, как Везалиева анатомия, я был бедуин-кочевник в пустыне секса и потому припал к оазису, принялся разглядывать Вивиан, которая сидела напротив. Она смотрела на сцену, но умудрялась, умница девочка, не поворачиваться ко мне спиной, заметила мой взгляд (трудно было не заметить, я почти дотрагивался глазами до ее белой кожи под платьем) и развернулась поговорить со мной.
— Как, вы сказали, вас зовут? Я не расслышала.
— Так всегда случается.
— Да, все эти формальности все равно что соболезнования, так полагается, но никто их не слышит.
Я хотел уточнить, что так всегда случается со мной, но мне понравился ее такт, а еще больше ее голос, нежный, холеный и приятно низкий.
— Мое имя Хосе Перес, но друзья называют меня Винсент.
Она, кажется, не поняла и удивилась. Мне даже стало ее жалко. Я объяснил, что это шутка такая, пародия на пародию, слова, которые говорит Винсент Ван Дуглас в «Жажде жизни». Она сказала, что не смотрела, и спросила, ну и как, ничего, а я ответил, что картины ничего, а вот фильм так себе, что Керк Ваньког писал как плакал и наоборот, а Энтони Гокуин смахивал на ковбоя из салуна «Отверженные», но в любом случае лучше заручиться профессиональным, мудрым, мозговитым мнением моего друга Сильвестре. В конце концов я сказал,
— Красиво, — сказала она. Я не стал спорить.
Кажется, Куэ все слышал, потому что высвободился от одного из щупалец костлявого осьминога, своей девушки, и сказал мне:
— Why don’t you marry? [2]
Вивиан улыбнулась, но машинальной улыбкой, почти рекламной гримасой.
— Арсен, — сказала его девушка.
Я воззрился на Арсенио Куэ, не отступавшего:
— Yes yes yes. Why don’t you marry? [3]
2
Почему бы вам не пожениться? (англ.)
3
Да-да-да. Почему бы вам не пожениться? (англ.)
Вивиан перестала улыбаться. Арсенио, пьяный, тыкал в нас пальцем и говорил очень громко. Сильвестре даже отвлекся от шоу, но всего на секунду.
— Арсен, — нетерпеливо повторила девушка.
— Why don’t you marry? [4]
Был в его голосе какой-то странный звон, раздраженность, как будто я говорил с его девушкой, а не с Вивиан.
— Арсон, — выкрикнула она. Девушка, а не Вивиан.
— Арсен, — поправил я.
4
Почему бы вам не пожениться? (англ.)
Она вперила в меня яростные голубые глаза, выпаливая всем недовольством, предназначавшимся Куэ.
— Ca alors, — бросила она мне. — Cheri, viens. Embrassezmoi [5] , — a это уже Куэ, естественно.
— Oh dear [6] , — выдохнул Куэ и позабыл о нас, погрузившись в эти локтевые, лучевые, ключичные, двуязычные. Трехъязычные.
— Что это с ними? — спросил я. У Вивиан.
5
Тоже мне. Милый, иди ко мне. Поцелуй меня.
6
О боже.
Она пригляделась и ответила:
— Ничего, просто хотят превратить испанский в мертвый язык.
Мы оба рассмеялись. Мне стало хорошо, и теперь не только от ее голоса. Сильвестре вновь отвлекся от шоу, очень серьезно посмотрел на нас и опять уставился на цепочку грудей, ног, ляжек, выехавшую в стремительной конге на воображаемые рельсы — музыкальную, разноцветную, оглушительную. Номер назывался «Паровозик любви» и шел под «Морскую волну».
— Выйдем мы к морю, где плещутся волны, выйдем к зеленой морской волне, — сказала со значением Вивиан и ткнула девушку Куэ в плечо.
— Qu’est-ce que c’est? [7]
— Закрой французский кран, — сказала Вивиан, — и пошли.
— Куда? — осведомилась девушка Куэ.
— Yes where? [8] — подхватил Куэ.
— В пипи-рум, шери, — сказала Вивиан. Они поднялись и не успели уйти как Сильвестре развернулся внимающей спиной к сцене и почти закричал, бия ладонью по столу:
— Эта дает.
— Кто? — спросил Куэ.
7
Что такое? (фр.)
8
Да, куда? (англ.)
— Да не твоя, другая, Вивиан. Точно дает.
— Вот уж не подумал бы, — сказал Куэ (а он, оказывается, пуританин, надо же), но вовремя добавил: — Потому что с Сибилой — так звали его девушку или кто она ему там, всю ночь я вспоминал и никак не мог вспомнить до сих пор, — совсем другое дело, — сказал он и улыбнулся в усы. — Сибила дает Самому — имея в виду себя, Куэ.
— Нет, Сибила, нет, — сказал Сильвестре.
— Дат, Сибила, дат, — сказал Куэ.
Оба были в стельку.
— А я говорю, другая дает, — повторил Сильвестре. Уже в третий раз.