Три холма, охраняющие край света
Шрифт:
Остальные решительно поддержали товарища: заорали ещё громче. Орать было с чего.
Немыслимое, невероятное создание вылезало из розового обиталища сапфических утех. Сверкала жемчужная чешуя; тускло блистали лезвия зубов; выстреливали и снова свивались в кольцо щупальца, покрытые омерзительными присосками и когтями.
Мужики на крыльце тыкали в тварюгу пальцами, понуждая охрану к стрельбе. Один выстрел действительно грянул; трудно было сказать, поразил он лесбийскую гидру или только разозлил. Скорее последнее, потому что все шесть щупальцев одновременно разоружили шестерых,
Только водитель патрульного «газика» не растерялся: бросив коллег на растерзание монстру, он развернулся на месте, смял, расталкивая, капоты двух легковушек, выехал на шоссе и понёсся в сторону спасительного суверенного Казахстана.
Рядом с чудовищем возникла фигура фланелевого чудака. Кепка его куда-то пропала, длинные чёрные волосы были всклокочены, бледное лицо искажала дикая гримаса, алый рот, обрамлённый скобкой усов, исторгал вопль:
– Йа-а! Шуб-Ниггурат! Тёмный Козёл Чернолесья и тысяча отроков его!
К фланелевому плечу припала фигура в сером милицейском мундире. Мадам из полиции нравов аэропорта Домодедово тоже что-то визжала - правда, менее изысканное.
– Вот же стельная дрофа вроттердамская!
– только и сказала поражённая учительница.
Тяжело заворочались грузовые динозавры, тоже норовя сбежать, но удалось это не всем. Дальнобойщики в своих кабинах чувствовали себя относительно безопасно, зато мешали друг дружке, били фары, заклинивали двери и разъехаться в панике никак не могли. Только один хладнокровный водитель «Мака», гружённого, судя по эмблеме, «Кока-колой», сумел отцепить фуру и умчался налегке в западном направлении, обдав Веру Игнатьевну горячим воздухом.
– Всё в порядке, сеньора, - раздалось за спиной.
Вера Игнатьевна обернулась. Кум Понсиано листом лопуха вытирал монтировку.
– Вы его… - с ужасом начала сеньора Попова.
– Эти странные забавы с проводом всю дорогу действовали мне на нервы, - вздохнул Давила.
– У нас в Клаверо нашёлся один такой - Падилья-цыган. Три месяца отсидел в кутузке и возомнил себя королём преступного мира! Видал я его матушку! У здешнего монгола тоже башка крепкая, не сдохнет. Э, куда это они все?
Вера Игнатьевна снова уставилась на поле боя.
Мимо неё в ту и другую сторону проносились то и дело грузовики и «Ниссаны», «уазики» и мотоциклы, автобусы и скотовозки - никто не решался притормозить возле Ашотова Пятачка и посмотреть, в чём там дело, поскольку дело было явно не их собачье.
Монстр метался от машины к машине, преследуя охранников и норовя поразить их ударами хвоста. Дальнобойщики всё-таки вылезли из кабин, наплевав на машины и груз. В отличие от гоблинов, они своих не бросали - тех, кого задело щупальце или хвост, подхватывали и тащили в сторону гостиницы и дальше, к часовенке, потому что сейчас она казалась единственным местом, недоступным для разбушевавшейся твари, - вряд ли нечисть туда сунется. Мужики в белых рубашках, полуголые гости и девки, кутаясь в простыни, тянулись в том же направлении.
Фланелевый декадент с милицейской спутницей, казалось, старались
Только один наводчик Виктор Евгеньевич растерялся - его гавайку было хорошо видно в вечереющем свете. Он залез на крышу чьей-то брошенной кабины и простирал руки, чая спасения. Выкрикивал при этом оскорбления в адрес грёбаного дракона.
Грёбаный же дракон угомонился наконец. Вся троица полезла внутрь порочного лимузина, и «Кадиллак» начал аккуратно лавировать среди брошенных машин.
Виктор Евгеньевич слез с кабины и помчался к часовенке, откуда уже гремели выстрелы - видно, все желающие не помещались на освящённой земле.
– Вот не вовремя, - откликнулся сеньор Понсиано на неслышный вызов минифона.
– Кум, у нас весело! Совсем как в ту ночь! Только свету побольше! Россия славная страна, Паблито! Брось, какой суд, какие штрафы? Нет, до Мальютин ещё не добрались. Сам? А разве раньше ты мне помогал? Где твой Тыр-тыч-ны? Зато какую девчонку я тут себе оторвал! Это тебе не шлюхи с табачной фабрики…
– Спасибо, кабальеро, за столь высокое мнение, - сквозь зубы сказала Вера Игнатьевна.
– Ох, - охнул Давила, обращаясь то ли к ней, то ли к шефу.
– Конечно, зачем уж теперь возвращаться… К чёрту-то в зубы… Потом расскажу…
– У хозяина неприятности, - начал он.
– Такой скандалище, словно самого Сальвадора сперли… Сеньора Вера, я нечаянно! Вырвалось! Простите деревенского недоумка!
Но Вера Игнатьевна, выказывая самую что ни на есть кастильскую гордость, не слушала его.
– Сейчас, - говорила она самой себе.
– Сейчас. Так всегда бывает. Не дрожите, кабальеро. Я проклята. Сейчас начнётся…
– Я не дрожу!
– отрёкся Давила.
– Где же наш розовый шпик?
– Огонь!
– страшным голосом воскликнула учительница.
– Огонь, которым всё начинается и всё кончается! И вспыхнул огонь-то.
Ревущее пламя забушевало, как давешнее чудовище, поглотив и машины, и здания, и, возможно, людей, не успевших перебраться в безопасное место.
– Отцепляй фуру, - приказала Вера Игнатьевна прощённому спутнику.
– Надо сматываться отсюда к чёртовой…
И не договорила, потому что кто-то закрыл ей глаза холодными, мокрыми, липкими лапами.
…Горько плакал на рассвете Простодырый Тилипона:
«Наморгал, Кондол проклятый, Хитрозобая гагарка, Возврати мою невесту - Чудо-рыбу Намотону, Отдавай мои доспехи, Три волшебные предмета: Боевую мужебойку, Баррагун и рукавички!»ГЛАВА 25
– Не знаю, стоит ли нам возвращаться в Турков-холл, - сказал герцог, когда Дядька решился вывести «Додж» на дорогу.
– Вероятно, наши враги уже вызвали подкрепление из города…