Три холма, охраняющие край света
Шрифт:
– Ни хрена это не - гордость, а слабость, - сказал Сергей Иванович.
– Можно было и тогда совестью не торговать, только трудно. Оттого и пили в три горла…
– Вот оно, русское оправдание! Наконец-то! Обосновал!
– А что? Пришлось бы мне всю жизнь смотреть, как ты копейки считаешь да платья перешиваешь?
Кум Понсиано слушал бессвязные, но почти понятные речи, и перед глазами его вставал никогда не виданный им перрон Ярославского вокзала, поливаемый трёхдневным дождём, и глядела вслед уходящему
По двору бегали Чуня с новообретённым товарищем, развлекались какой-то непонятной людям игрой с применением камешков, живых цыплят и пустых консервных банок. Друг Чуни походил одновременно и на чёрного лемура-руконожку, и на французского бульдога.
Кум Понсиано сообразил, что древняя ссора влюблённых вот-вот вспыхнет по новой, кашлянул и сказал:
– Сеньор Серхио, вы учёный человек - как нам объяснить это чудо?
Вера Игнатьевна проглотила очередной упрёк и перевела.
Дядька поглядел на чертёнка без всякого почтения.
– Разве это чудо? Вот то, что мы с Верой встретились, действительно чудо, рука провидения и всё такое… А он… Мало ли феноменов? Теперь думать надо, как его от передовой науки уберечь… Не было забот…
– У него ведь были хозяева, сеньор Турков, это опасные люди!
– Мне вот что опасно - Лидка не звонит! Знает, окаянная, что я тут психую - и не звонит! И герцога своего выстроила - ни слова поперёк…
Сеньор Давила уже разглядел снимки на стенах и понял, в чей дом они попали. Нет, не прав учёный сеньор Серхио, это вовсе не провидение, а нюх старого сыщика…
– Значит, тут ты всю свою жизнь и прокантовался?
– спросила Вера Игнатьевна.
– Не всю - семь лет под Пермью советской власти на память оставил, - сказал Сергей Ива нович.
– И жил не тут, а в подвале музея… И дача, в сущности, Лидкина… Ну и что? Набоков, и тот дома не построил…
– Вложила бы я ума твоей племяшке, - сказала Вера Игнатьевна.
– Видно, такая же вот самолюбивая идиотка выросла…
– Да, характерец вроде твоего, - согласился - Дядька.
– Герцога мы кинем, а выйдем мы за слесаря, чтобы пил-колотил…
Кум Понсиано смотрел-смотрел на йорка с бушменчиком, потом встал, подошёл к ним и присел на корточки, вникая в игру.
– Славный мужик, - кивнула Вера Игнатьевна.
– Занесли же его черти в вашу глушь…
– Ну, он-то как раз по делу, - сказал Дядька.
– Премию девочка заслужила, раз такой вой поднялся… Представляешь, зайчик, меня чуть самого туда не утянуло, в эти Три Холма… И мелодия эта заразная… Но полечился, проспался - и ничего…
Кум Понсиано уже упоённо декламировал Чуне и чертёнку
– А сам-то ты как считаешь - это опасная вещь?
– спросила учительница.
– Была бы опасной, кабы в Малютин не вернулась, - сказал Сергей Иванович.
– Такая уж тут местность, что астероид Икар врежется - и никто не заметит, только болотина сбулькает. Стоило Тунгусскому метеориту над нами мелькнуть - и где тот метеорит? Один пшик…
– Вся жизнь… - сказала Вера Игнатьевна и взяла Дядьку за руку.
– Вся жизнь могла пролететь, как один день, а я эти дни проклятые считала, как Робинзон Крузо… Кто мне их вернёт?
– Хорошо, что ты эту картинку не видела, - сказал Сергей Иванович.
– А то вообразила бы, что всё можно и вправду вернуть.
– А разве нельзя?
– Вера Попова сняла очки и положила на стол.
– Нельзя, зайчик, - еле слышно сказал Дядька.
– Хотя теперь многие решат, что можно. И всё вернуть, и всюду вернуться. Вредная картинка. Смерть безумцу, который навеет человечеству сон золотой…
– Котик! Ты жестокая, расчётливая и вечно правая свинья!
– начала Вера Игнатьевна, но её прервал звонок.
– Так, - сказал Сергей Иванович.
– Так. Лошкомоеву я выдерну ноги, передай дословно. Нет, не буду я с ним говорить. Жди. Сейчас приедем. Людей своих никуда не отпускай. Там и ждите!
– Лидку похитили, - растерянно сказал он в пустоту.
– Говорил же - оденься поскромнее…
Раздалось нежное дребезжание. Это чертёнок с головой французского бульдога напевал испанскую песенку-считалку.
ГЛАВА 41
Йа-а! Магума эшул!
Всё кончено для этой несчастной планеты. Для всего измерения в целом. Для ощущаемой Вселенной.
Третьей попытки Мироздание не выдержит. Третье моё пробуждение будет полной катастрофой.
Казалось бы, Владыку Хаоса такая перспектива должна приводить в восторг, однако не приводит. Не такая уж это радость - владычествовать над Хаосом.
Всякое разумное существо, сколь бы могущественным оно ни было, тоскует по прежнему порядку. Порядку! Никому не приходит в голову сожалеть о прежнем Хаосе.
Но никогда больше не укажет Леденящий Перст Угольных Полей Херакса на кровавое светило в созвездии Малого Мертвеца. Никогда не слетятся на свой отвратительный пир пятнистые эфталиды. Никогда не пройдёт по потрохам павших матросов Костяная Гадалка со своими медными граблями. Мир упустил свой шанс.
Косматый шоггот Ньярлатотепа победил моего маленького солдата. Верная Танит похищена или уничтожена. Я был слишком горд и самонадеян.
Да, Хаос восторжествует - только без меня, своего Владыки. Да я и не нужен.