Три кинжала, или Прыжок в неизведанное

Дорогие мои читатели! Если вы взяли в руки эту книгу, прошу вас, не ищите в ней точного следования историческим фактам и личным биографиям. То, что написано здесь – это скорее свободный полет фантазии, навеянный какими-то реальными событиями, отображенными в хрониках, письмах и иных сочинениях, а также сохраненных в памяти, но при этом, возможно, утративших свой первоначальный смысл. Или, может быть, это – полет души, отправившейся в путешествие, но захватившей с собой некие путеводные знаки, помогающие ей не заблудиться, но все-таки свободно, по собственному усмотрению, прокладывать маршрут.

Какова

цель этого путешествия? Зачем мы вообще однажды срываемся с насиженных и хорошо знакомых мест, чтобы отправиться в неведомое? Ведь даже то, что мы хорошо знаем по книгам и путеводителям, оказывается в реальности чем-то загадочным, полным удивительных тайн, а иногда даже пугающим, чуждым и отталкивающим. Душа путешествует в иных пространствах, нежели тело. И для ее путешествий требуется гораздо больше смелости, свободы от привычных стереотипов, гораздо больше силы духа и безрассудства. Но именно такие путешествия возвышают нас над обыденным, бесцветным и слишком хорошо знакомым существованием, возвышают над самими собой и помогают стать чем-то большим, чем мы есть.

Три кинжала вонзились мне в сердце,Три кинжала:Прошлое, Настоящее и Будущее.Три настоя лечили мне сердце,Три настоя:Память, Присутствие и Устремление.Затянулись смертельные раны,И зацвел Белый Лотос.

Три безобразные старухи сидят в тесной комнате, куда не проникает даже призрачный луч света. Но в свете нет никакой нужды, ведь старухи слепы. Тем не менее их крючковатые пальцы ловко управляются с пряжей, которая составляет главную заботу их существования. Это Мойры, обитающие в глубоком подземелье. Они – Великие Матери, старше которых нет никого во Вселенной: ни в мире людей, ни в мире богов.

Они сестры, и их имена – Клото, Лахесис и Атропос. Клото, младшая из сестер, прядет нить человеческой жизни. Лахесис – искусная ткачиха – вплетает эту нить в причудливое полотно, сплетая с другими нитями. Но едва лишь она закончит свое очередное творение, доведя его до совершенства, старшая мойра – Атропос – начинает распускать то, что создала средняя, а затем, растрепав пряжу, обращает ее снова в бесформенную кудель. И Клото вновь принимается за работу, чтобы затем передать эстафету Лахесис.

Откуда приходит прошлое? Куда уходит будущее? Как встречаются они в точке «Здесь и Сейчас»? Ответы на эти вопросы известны хитрым старухам. Проживая свою жизнь, мы с помощью Атропос распутываем сложный узор судьбы, сплетенный Лахесис, чтобы затем Клотос запустила очередной виток существования, достав из небытия нить новой жизни.

Поражение. Боль… Мне уже все равно.Я во тьме одиночества стыну.Я – корабль, однажды ушедший на дно,Килем вскрывший морскую пучину.Уничтожены мачты, борта сожжены,Искалечена прежняя стать.И остались мне только виденья

и сны.Только я не хочу умирать.Не хочу навсегда расставаться с мечтой,Напоенной годами скитаний,Что дарила не всеми желанный покой —Беспощадный огонь испытаний.Может быть, я однажды себя прокляну,Что, шальная, не вышла я в дамки.А пока я хочу постигать тишину,Смело строить воздушные замки.Все сомненья оставить свои позади,Смыть надежды морскою водою,Чтобы даже в своем пораженьи найтиУпоенье заветной мечтою.

Маленький мальчик выходит на дорожку, выныривающую прямо из-под порога небольшого одноэтажного дома, аккуратно выбеленного и словно улыбающегося проемами своих приветливых окон. Эти окна хранят ни с чем не сравнимый уют внутреннего пространства, и чем-то похожи на ласковые мамины глаза, в которых спрятана вся ее любовь и нежность. А еще в них отражается весь мир, огромный мир, у которого нет ни границ, ни пределов.

Дорожка ведет на ферму, которая расположена всего в полумиле от дома. Мальчику нужно сходить туда за молоком, но для него это настоящее путешествие, бесконечное и захватывающее, как целая жизнь. Дорожка добротно утоптана, и ноги сами, без каких-либо усилий несут его вперед, навстречу приключениям. Запахи и звуки, которыми наполнено все вокруг, подхватывают его, делают совсем невесомым, и вот он уже не слышит своих шагов, растворяясь без остатка в каждом проживаемом мгновении.

Запах свежескошенной травы приятно щекочет ноздри, и в нем без труда можно различить нотки прелого вереска, овсяницы и ситника. Запах проникает внутрь, заполняет легкие, и, наконец, окончательно и бесповоротно поселяется где-то в коленках, пятках и на кончиках пальцев. Вот чуткое ухо безошибочно улавливает легкий шорох, из сена выныривает маленькая отважная мышка, покинувшая свою норку и отправившаяся на поиски вкусного обеда. Увидев человека, она вдруг робеет и снова ныряет в свою спасительную обитель, исчезая без следа.

Кузнечики, шмели и стрекозы уверенно порхают в зарослях травы, чувствуя себя как дома среди цветков герани, василька, донника и кипрея. Большая зеленая стрекоза с голубым брюшком, черной полосой вдоль спины, огромными глазами и прозрачными как стекло крылышками бесстрашно садится на маленькую ладошку, вертит во все стороны своей подвижной головкой, взлетает и беспечно уносится вдаль. Если еще немного углубиться в заросли, то можно встретить быстроногого зайца, сонного ежа или даже хитрую лисицу, отдыхающую в тенистых зарослях.

Но почему-то сегодня так не хочется беспокоить кого-либо своим грубым вторжением. Где-то глубоко в нежной душе чувствительного ребенка рождается и укрепляется сознание того, что все вокруг слишком хрупкое и мимолетное, беззащитное и почти призрачное, но в то же время настоящее и родное в самых своих истоках, а потому, как ничто другое, сродни вечности.

С тех пор как Джон начал осознавать себя, окружающий его мир представлялся ему до самых краев наполненным жизнью. Она заполняла собой все пространство, а вдыхаемая вместе с воздухом, проникающая внутрь вместе с лучами солнца и оседающая теплым комочком где-то в животике вместе со вкусным маминым обедом, она была неотделима от той сути, которую Джон вкладывал в короткое и вместе с тем очень объемное, почти необъятное слово «Я».