Три кота на чердаке, или служанка в проклятом доме
Шрифт:
— Садовник.
— А что вас сподвигло обратиться именно ко мне?
— У нас сад, как бы так сказать… необычный. Хозяин дома просто колдун, потому в саду может быть… ну, вообще все: говорящие деревья, шепчущая трава, статуи оживают, лабиринт опять же…
— Понимаю-понимаю… Милочка, а что если мы спокойненько с вами пройдём в мой кабинет и обсудим эти феномены подробней?
Вздохнула. Ну, этого следовало ожидать!
— Не спешите звать помощников, — говорю, — Бонни, иди сюда!
Размотала платки. Врач немного полюбовался на зомби, кашлянул и отозвался:
— Я
— Спасибо, конечно, но мне правда нужен садовник, а агрессивных и без него хватает… Мне наоборот, кто-то очень… как бы сказать… самобытный, такой, кто всему рад и со всеми дружелюбен. Какие его при этом посещают видения — дело десятое, нашим деревьям в любом случае будет приятно, если с ними будут постоянно разговаривать. Понимаете?
Взгляд собередника снова прошёлся по зомби.
— Я в целом понятлив, работа такая, — кивнул врач, — Пойдёмте, покажу вам пару вариантов!
Жутковатое, скажу вам, это место — я аж поближе к Бонни придвинулась, да по сторонам не смотреть стараюсь: больно странные вещи может кто-то вроде меня в глазах местных пациентов углядеть.
— Вот, — сказал директор, показывая на медноволосого увальня с заячьей губой и перманентной улыбкой, — Это Джеки, он парень добрый, просто… ну, вы понимаете.
Я покивала, увалень радостно мне заулыбался. А точно ли это была хорошая идея?..
— А ты что такое? — вдруг спросил хриплый голос из-за моей спины, — Что за зверь? Кошка, что ли? А нет… да почему ты постоянно меняешься?
Вздрогнула, врач засуетился.
— Ой, простите, уважаемая, у мальчика действие зелий прекратилось. Не переживайте, он прикован!
Облизала губы.
— Я не переживаю… Оставите нас с Джеки? Поболтаем немного…
— Да-да, конечно!
Директор ушёл, а я медленно повернулась и на парня уставилась, который на второй койке лежал, намертво прикованный. Тощий, с глазами громадными, синющими и совсем безумными, длинными черными волосами, в колтуны сбившимися и чертами лица тонкими такими, аристократичными даже. Он губы покривил:
— Что, съесть хочешь? Это можно, конечно, но зря волнуешься: они мне все равно не поверят.
— Я не ела людей… ну, почти никогда. А теперь и сама человек.
— О, понятно… Прости, я просто таких ещё не видел никогда. А это что, правда зомби в женском платье?
— Да, — вздыхаю, — Понимаешь, так проще с ним по городу ходить.
— Понимаю.
Сидим, молчим.
— А ты… что вообще такое? — спрашиваю, — Как тут оказался? Почему не сбежал?
— Человек, просто с даром не повезло, да и с родственниками тоже. Сильно. А оказался… Мешал кое-кому наследство получить.
Я губу прикусила. Теперь, когда судьба меня сюда привела, как же мне оставить его здесь? Ведь он видит нас, значит, вроде как, свой. Какой надо быть низкой тварью, чтобы бросать в таких вот ситуациях —
— Хочешь быть садовником? — говорю, — Оклад неплохой, хозяин — немного демон, деревья живые. Но тебя там никто не обидит!
Он смеётся в ответ, кашляя. Плохо дело, он совсем хрупкий…
— Никто меня не выпустит отсюда… Но спасибо, что предложила.
Сжимаю губы решительно.
— А если бы выпустили? Стал бы садовником у демона? Попробовал бы со мной подружиться?
Он мне в глаза посмотрел, и там столько надежды, что окунуться и завернуться можно было, и ответ не нужен. Я себя руками обняла, обдумывая: как бы это так провернуть, чтобы на глаза Незрячему (вот ведь каламбур) не попасться? Превращаться нельзя, силушку свою выпускать тоже — так бы разрушила эту богадельню до основания, и нет места — нет проблемы. Так, если подумать, и с моим домом поступили когда-то, оставив умирать… Одна проблема — ничего этого нельзя, а значит, безнаказанно могу лишь навыками демонолога воспользоваться.
— А что про Джеки скажешь?
— А что про него? Парень болен, с малолетства, так что — так себе будет садовник.
Покивала. Если ещё немного подумать…
— Отойди от меня, идут. Если поймут, что я с тобой разговаривал, могут и тройную дозу вкатить…
Отошла послушно, пронаблюдала, как парню зелье вливают, и такая злость взяла, что аж зубы зачесались. Может, и поспешила я говорить, что людей не ем. Тут все, как говорится, зависит от сопутствующих обстоятельств!
Раскланявшись с директором и пообещав зайти завтра — мол, с хозяином пообщаюсь и повторное собеседование проведу — побежала домой, чуть ли не роняя башмаки. Право, если уж я — домашний любимец, не убьёт же он меня за то, что взяла парочку простейших ингридиентов! В крайнем случае, попрошу из жалованья вычесть.
Дом меня встретил музыкой: Ноэль, после того, как тело эльфы в частичное пользование получила, никак наиграться не могла — за уши от скрипки не отащить. Говорит, смерть — великий источник вдохновения, и неплохо было бы написать симфонию прорастания травы и жизненного цикла бабочек-трупоедок. Я кивала, понимала отлично, что люди творческие всегда таковы, и просто следила, чтобы в свои часы подруга успевала поесть, да парой слов с ней перекидывалась — того мне хватало.
Сегодня, впрочем, она мне была нужна.
— Переоденьте Бонни и позовите Ноэль, — говорю домовым, а сама пошла в хозяйскую лабораторию — грабить, да-да…
— А что мы ищем?
— Комнату для вызова демона.
— А что его звать? Он через час должен с учёбы прийти.
— Нет, нам другой нужен.
— А-а, тогда ладно…
Ноэль шествовала за мной, любопытно шевеля ушами. Когда была её очередь контролировать это тело, эльфа сразу в несколько раз красивей и милее становилась — глубина в глазах появлялась, решительная складка у губ, да и томление в движениях обращалось не наигранным, а природным, врождённым, какое ни один учитель не привьёт. Впрочем, может это мне так казалось. Наверное, те, кого мы любим, в любом теле красивее всех других — в наших глазах как минимум.