Три круга войны
Шрифт:
А ветер все воет, воет, деревья в саду шумят, голые ветки лязгают друг о дружку — трудно различить посторонние звуки. Как долго тянутся двадцать минут! Лучше бы по часу стоять, да не одному, а вдвоем. Все дело, наверное, в том, что у них всего один автомат на всю группу. Хорошо хоть, дневальный бодрствует — живая душа за дверью, в случае чего — быстро тревогу поднимет.
Наконец дверь открывается — идет смена. И все страхи вмиг исчезают. Гурин смело направляется к столбу, убеждается, что это действительно столб, пинает его ногой
— Ну, что? Все тихо?
— Какой там тихо! Не слышишь разве? Ведьмы разгулялись.
— Ведьмы? Это не страшно. Особенно если молодые.
— Ну, бери автомат, раз ты такой смелый, а я пошел, — сказал ему Гурин.
Лег, но еще долго не мог уснуть: все прислушивался к звукам на улице — не подбираются ли — немецкие разведчики…
Покинули они хутор рано, часов в шесть, еще темно было. Когда рассвело, они уже вышли на большую оживленную дорогу: колоннами и в одиночку спешили по ней машины в сторону фронта.
Урчат натужно тяжелые грузовики — везут снаряды, мины, тащат за собой орудия. Промчалась колонна зачехленных «катюш», установленных на «студебеккерах». Пробежали мимо, качаясь с кормы на нос, амфибии, за ними — грузовики с прицепами, на прицепах огромные металлические лодки. Чувствуется по всему: впереди водная преграда — Днепр, гонят туда плавучую технику — переправы наводят.
Бегут по дороге два новеньких «студебеккера», как два близнеца, легко бегут, только снег из-под колес струится. Лейтенант вышел на дорогу, поднял руку. Остановились. Поднялся на подножку, поговорил о чем-то с водителем, махнул своей команде.
Обрадовались солдаты, бросились, как в атаку, на кузов, карабкаются, друг другу то ли помогают, то ли мешают — со стороны не разобрать, но в минуту все исчезли в брезентовой будке. В кузове вровень с бортами зеленые ящики лежат, — полезли на четвереньках по этим ящикам вглубь, уселись, поехали довольные, хвалят лейтенанта. По ту сторону брезента ветер свищет, а им ничего, держатся за дуги, чтобы не сильно биться о ящики на неровностях дороги.
— А в ящиках не мины? Взлетим на воздух, ошметок не соберешь, — не выдерживает один из солдат.
— Нет, — успокаивает его кто-то из знающих. — Это «семечки».
Что такое «семечки» — Гурин уже в курсе: это патроны.
Да, ехать — не идти: через час или полтора «студебеккер» затормозил, и солдаты, как перезрелые груши, посыпались из кузова на мерзлую землю. Огляделись — впереди огромная деревня.
— Построиться! — скомандовал лейтенант. — По селу идти, соблюдая порядок, из строя не выходить. Шагом марш!
Вскоре он привел команду к большому дому — то ли сельсовет здесь был раньше, то ли колхозная контора. Часовой у порога вытянулся перед лейтенантом.
— Привет, Генатулин! — поприветствовал его Исаев.
— Паривет, товарищ гвардия лейтенант, — заулыбался часовой.
— Как наши мальчики?
— Нет здесь наши мальчик, — сказал
— На задании?
— Моя не знай, товарищ гвардия лейтенант.
Пока лейтенант разговаривал с Генатулиным, из дома вышел старший лейтенант, увидел Исаева, обрадовался:
— А, Исаев вернулся! Как раз вовремя. Здравствуй, — он пожал ему руку. — Перебазируемся на тот берег.
— На этот пятачок? — удивился Исаев.
— Давай вооружай своих мальчиков — и туда. Старшина Макивчук со своим хозяйством еще на месте.
— Покормить бы надо, — лейтенант кивнул на новичков.
— Там накормишь. Кухня ночью переправилась туда. Да и рота твоя вся там уже. Хороших ребят подобрал?
— Как один — орлы! Такие головорезы — ни один не заплакал в дороге. Чуть что, сейчас: «Жёра, подержи пинжак!»
Старший лейтенант засмеялся:
— Ну, Сашка! Сам ты «Жёра» хороший. Пижон, — он кивнул на его бурки. — Не по форме.
— Чай, не на параде, — отмахнулся Исаев.
Лейтенант вошел в сени, привычно толкнул дверь в левую половину хаты, крикнул своей команде:
— Орлы, заходите!
Солдаты вошли в пустую комнату. На полу лежала примятая солома — видать, тут провели не одну ночь солдаты до них.
— Отдохните, я сейчас приду, — сказал Исаев.
Но вскоре пришел не лейтенант, а старшина Макивчук, которого он прислал. Рыжеусый, скуластый, в коротком защитном бушлате, старшина заглянул в комнату, спросил:
— Вы «мальчики»?..
— Мы, — сказали те уверенно.
— Айда за мной.
Он привел их в свою каптерку, которая располагалась в большом крестьянском сарае, сам встал за высокий ящик, как за прилавок, разложил перед собой бумаги, а пришедшим приказал:
— Вон в ящике автоматы. Берите по одному и называйте свою фамилию. Далее — диски, по два на каждого, далее — в ящике патроны. Берите побольше. Я вам, как батько, советую: лучче меньше хлеба в сумку положи, а поболе патронов: лишний патрон на передовой может жизнь тебе спасти.
Автоматы без дисков и ремней лежали рядком, густо смазанные солидолом.
— Ну и жирные, как иваси!
— А вон там в углу ветошь, — продолжал старшина, не обращая внимания на реплики солдат. — У кого нема, оторви на чистку оружия. Вот вам ремни для автоматов, вот вам чехлы для запасных дисков, — вытаскивал он из-за спины новенькие парусиновые сумки. — И пока все. Гранат нема. Привезуть — снабдю.
Гурин взял автомат двумя пальцами за кончик ствола, понес его к куче тряпья — старого нательного белья, отодрал полрубахи, потом еще клочок поменьше, набил карманы патронами — шинель сразу стала тяжеленной, будто намокла, на плечи надавила, на руку повесил ремень, мизинцем за петлю подхватил чехол и пошел к двери. Потом вспомнил — диски не взял, вернулся. Хорошо, они были сухими, прижал к груди, как голубей, повернул обратно.