Три лилии Бурбонов

Арк Ева

Через несколько дней после визита своей племянницы Генриетте Марии пришлось извиняться за свой плохой почерк перед герцогиней Савойской. Правда заключалась в том, что у неё дрожали руки. Кто-то сообщил ей, что, якобы, посланники «английских убийц» были приняты при французском дворе.

– Моё настроение немного упало, – пишет вдовствующая королева сестре. – Я в это не верю, но это не мешает мне испытывать мучения.

Госпожа де Мотвиль, гораздо лучший психолог, чем Великая мадемуазель, утверждает, что Генриетта Мария стала совсем другим человеком после смерти мужа:

– Она носила вечный вдовий траур как внешне, так и в своём сердце.

Те, кто

хорошо знали её, понимали, что эта неизменная печаль противоречила её природному жизнерадостному характеру. Хотя маленькая вдова продолжала болтать о своих планах, сопровождая свою пылкую речь экстравагантными жестами, это вовсе не означало, что её сердце не было разбито. Длительное трагическое молание было для неё физически невозможно. Впервые встретившись после трагедии, Анна Австрийская и Генриетта Мария, бросившись друг другу в объятия, наплакались вдоволь. Однако после этого, по молчаливому соглашению, они никогда не затрагивали тему королевской трагедии.

Великая мадемуазель застала у своей тёти незнакомого кузена, герцога Йоркского, который приехал из Голландии, где жил у своей сестры, принцессы Оранской, после побега из Сент-Джеймского дворца. По словам дочери Гастона, Джеймс был очень хорошенький, со стройной фигурой, светлыми волосами, свежим цветом лица и утончёнными чертами. Его манеры, как и у старшего брата, были превосходны. Все сыновья Генриетты Марии выделялись в этом плане, поскольку, «часто замечая большие недостатки воспитания покойного короля и чопорную грубость, которая была в нём, из-за чего он очень плохо относился к людям, что часто наносило большой ущерб его делам», она отдала «строгий приказ воспитать юных принцев в замечательной вежливости». Анна Мария Луиза также написала, что герцогу Йоркскому было лет тринадцать-четырнадцать (на самом деле, ему шёл шестнадцатый год) и что он хорошо говорил по-французски, в отличие от старшего брата:

– На мой взгляд, ничто так не умаляет человека, как неумение разговаривать.

Тем не менее, Великая мадемуазель уже подумывала о том, чтобы выйти замуж за Карла II. Ни один из вдовстующих монархов, на которых она возлагала такие большие надежды, не сделал ей предложения. Король Испании предпочёл жениться на собственной племяннице, а император снизошёл до одной из своих кузин. Анна Мария Луиза стала осознавать, что в двадцать два года у неё ещё не было ни мужа, ни любовника. Тем более, что старший сын Генриетты Марии уже стал королём, пусть даже номинально. Да и сама английская королева, как ей было известно, ещё жаждала этого брака.

Но когда вдова отправила к своей племяннице Джермина с конкретным предложением от имени своего сына, та, не желая связывать себя конкретными обязательствами с посредником, заявила:

– Если бы король Англии был действительно влюблён в меня, он бы сменил религию.

– Увы, мадемуазель, это не во власти Его Величества, – ответил фаворит Генриетты Марии. – Такой шаг никогда не позволил бы моему повелителю вернуться в его королевство.

Вдова с таким нетерпением ждала старшего сына, что даже отправила за ним в Гаагу Джермина, но Карл прибыл в Сен-Жермен только в середине лета. Говорили, что он приехал, чтобы сделать предложение Великой мадемуазель. Даже регентша подтрунивала над племянницей по поводу этого визита. Сердце Анна Марии Луизы трепетало при мысли, что ей предстоит выслушать «всякие пустяки» от первого монарха, сделавшего ей предложение руки и сердца, и прибыла точно к обеду. Король Англии, очень высокий и в глубоком трауре, поприветствовал сначала регентшу и её сына, а потом уже

кузину. Одиннадцатилетний Людовик ХIV принялся болтать с гостем о собаках и лошадях и Карл отвечал ему по-французски. Но когда Анна Австрийская начала распрашивать его о состоянии дел в Англии, он сразу умолк. Тем не менее, регентша настойчиво продолжала задавать ему вопросы:

– Насколько тяжела ситуация в Вашей стране?

– Мадам, давайте не будем пока касаться столь запутанных проблем, – отговорился Карл.

Тогда Великая мадемуазель решила, что он просто ничего не смыслит в английской политике, и, несмотря на свою довольно привлекательную внешность, довольно глуп. После обеда ситуация ещё больше ухудшилась. Анна Австрийская предусмотрительно оставила короля наедине со своей племянницей. Однако прошло четверть часа, прежде чем Карл произнёс хоть одно слово. Конечно, он не сводил с неё своих больших чёрных глаз, но она не могла быть уверена в том, о чём он думает. И до самого своего отъезда не сделал ей ни единого комплимента. Попрощавшись с королём Франции, Карл затем чопорно сказал своей кузине:

– Я Ваш покорный слуга, и верю, что лорд Джермин, который говорит лучше меня, сможет объяснить Вам мои чувства.

Своей же матери король заявил:

– Я сделал всё, что мог, в этом деле.

Тем не менее, Джермин не зря опасался, что дело так и не сдвинется с мёртвой точки. Проходили недели, но ни одна из сторон не предпринимала никаких решительных шагов. Наконец, пришло известие, что невеста императора скоропостижно скончалась.

Встретившись в следующий раз со своей племянницей, Генриетта Мария не могла удержаться от язвительного замечания:

– Мы должны поздравить Вас с победой над императором, ибо если это дело провалилось в прошлый раз, но та этот раз оно наверняка увенчается успехом.

На что Великая мадемуазель высокомерно ответила:

– Я не придаю этому делу никакого значения.

– Вот, – заметила вдова, – человек, который убеждён, что девятнадцатилетний король предпочтительнее пятидесятилетнего императора с четырьмя детьми.

На самом деле, Фердинанду III шёл сорок первый год, но Генриетта Мария не желала вдаваться в подробности. Тем временем Карл молча стоял рядом, так как не любил женских ссор, особенно, если был их предметом. Неожиданно его мать резко произнесла:

– Мой сын слишком беден и несчастен для тебя!

После чего указала на одну из присутствующих тут же английских дам:

– Его больше привлекает это направление.

Не ограничившись этим, вдова бестактно продолжала:

– Он боится, что ты узнаешь об этом. Посмотри, как ему стыдно, что ты познакомилась с ней и что я всё рассказала тебе!

После этих её слов Карл резко вышел из комнаты. А Генриетта Мария, как ни в чём не бывало, пригласила племянницу пройти в её кабинет. Когда они остались наедине, вдова сказала, что её сын хотел попросить прощения у Анны Марии Луизы, если предложение, сделанное от его имени Джермином, не понравилось ей. Но сама мадемуазель поступила мудро, отказав ему:

– Вы были бы несчастны. Я слишком люблю тебя, чтобы желать этого. Но так как он уезжает из Франции, то всё, чего он хочет, это чтобы его кузина думала о нём хорошо. Поэтому вы не должны расстаться, не попрощавшись.

Услышав это, племянница Генриетты Марии сказала, что ей нужно навестить своих сводных сестёр в Пуасси. Карл и его брат вызвались соспровождать её, однако Анна Мария Луиза позволила это сделать только герцогу Йоркскому, сдержанно заметив при этом Карлу:

– Вы уже больше не ребёнок.