Три лилии Бурбонов
Шрифт:
Неизвестно, чем болел Филипп IV, хотя Хьюм намекает, что симптомы напоминали сифилис, и что следствием неразборчивости короля в любовных связях могло быть «обилие венерических заболеваний». Возможно, это было причиной преждевременной смерти его детей? А, может, дело было в привычке Габсбургов заключать близкородственные браки? Тем более, что матери Филиппа и Изабеллы были двоюродными сёстрами.
Глава 7 «ЛА КАЛЬДЕРОНА»
Испания буквально сходила с ума по театру, а Филипп и его жена с энтузиазмом следовали моде. Актеры, или театралы, как их называли, были очень популярны. У них было даже своё собственное место сбора на углу улицы Леон, которое называлось «Прогулка лжецов», где они расхаживали с важным видом, вызывающе покручивая усы, хвастаясь комплиментами короля во время последней постановки во дворце и обмениваясь колкостями с поэтами. Среди последних можно
Два столичных соперничающих театра, Корраль де ла Пачека и Театр де ла ла Круз, состояли из больших внутренних дворов, обнесённых домами, которые обычно принадлежали владельцам театров. В дальнем конце располагалась приподнятая сцена с выложенным плиткой карнизом. Перед занавесом стояло несколько скамеек, защищённых от солнца и дождя тентом. На этих местах разрешалось сидеть только мужчинам, в то время как на открытом пространстве позади них другие зрители, заплатившие меньшую сумму, наблюдали за представлением стоя. По левую руку на первом этаже находилось нечто вроде закрытой галереи, называемой «казуэла» («сковородка для тушения»), где размещались женщины. Как и на английской сцене того времени, некоторым из наиболее привилегированных кавалеров разрешалось сидеть на табуретках прямо на самой сцене. Из плотно зарешёченных окон домов, окружающих внутренний двор, аристократия наблюдала за пьесой и зрителями, оставаясь незамеченной. Эти окна соответствовали комнатам («aposentos») с отдельными входами и с лёгким доступом к сцене, что давало бесконечные возможности для интриг. Кровавые разборки даже между высшими аристократами Испании из-за актрис были частым явлением.
Власти часто предпринимали попытки подавить скандалы и злоупотребления в театрах, которые, хотя спектакли всегда проходили при дневном свете, были неизбежны. Например, мужчинам во дворе или в яме было запрещено разговаривать с женщинами в касуэле или на сцене, актрисам не разрешалось надевать маски, и во время представления в зрительном зале всегда должен был дежурить альгвазил.
Королю, согласно придворному этикету, не полагалось посещать публичные театры, и он должен был удовольствоваться представлениями в Алькасаре и других дворцах, где дважды в неделю ставились комедии, но на самом деле он был постоянным посетителем обоих театров, конечно, инкогнито и часто в маске, как это было модно в то время. Там он сидел в одной из отдельных комнат, невидимый за плотно зарешёченным окном, высматривая новую красавицу на сцене или в касуэле. Постоянная сеть агентов в главных городах информировала Оливареса о появлении новой хорошенькой актрисы на провинциальной сцене, чтобы её можно было привезти в театры столицы и представить взору короля.
Иногда королева тоже посещала инкогнито общественные театры в сопровождении Инес де Суньиги, которую 7 октября 1627 года Оливарес назначил камер-фрау королевы.
– …судя по рассказам очевидцев, - пишет Хьюм об Изабелле, - …её вкусы, во всяком случае, в эти радостные ранние годы её жизни, были не слишком утончёнными.
По его словам, королева была не только «страстной любительницей боя быков, но и одобряла во дворце или общественных театрах развлечения, которые сейчас считались бы грубыми». Для неё по вечерам в садах Аранхуэса устраивались ссоры и драки между деревенскими девками. А ещё, рассказывают, когда она находилась в одном из решётчатых залов общественного театра, на пол или в казуэлу выпускали змей или ядовитых рептилий, и «весёлая краснощёкая молодая королева» смеялась чуть ли не до истерики при виде зрителей, в панике покидающих театр.
Смею заметить, что, судя по её портретам и свидетельствам большинства современников, Изабелла не была ни весёлой, ни розовощёкой, и даже ранние годы, которые она провела в Испании, не были для неё «радостными». Да и «грубые» развлечения, вроде бы, не соответствовали её характеру. К тому же, хочу привести отрывок из повествования священника Барьонуэво, правда, относящийся к чуть более позднему времени:
– Его Величество приказал, чтобы на следующий день на комедию пришли только женщины, причём без фижм; сам он собирался прийти вместе с королевой и смотреть сквозь жалюзи своей ложи; тем временем приготовили мышеловки с более чем сотней хорошо откормленных мышей для того, чтобы выпустить их в самый разгар спектакля, как в партере, так и на балконе…
Выходит, именно король так развлекал жену? А Изабелле приходилось подстраиваться под его вкусы?
Известно, что она любил живопись и когда Филипп IV посещал мастерскую Веласкеса (а делал это он каждый день, когда находился в Мадриде), то часто брал с собой королеву. Другое дело, что позировать из-за живости характера
Великие испанские поэты, в том числе, Педро Кальдерон, которого король лично посвятил в рыцари ордена Сантьяго, воспевали её в своих стихах:
Всех цветов прекрасней чистый,
Хрупкий, нежный цвет лилеи,
Цвет лилеи — Королева
Известно, что Изабелла всегда смиренно и с достоинством относилась к изменам своего мужа. Только раз она почти вышла из себя, но не опустилась ни до членовредительства, ни до подбрасывания сопернице ядовитых гадов, хотя та была простой актрисой.
Впрочем, Филипп не делал различий по сословиям, его любовницами могли быть простолюдинки и дамы из высшей знати, замужние, вдовы, девицы, и даже монахини. И он предпочитал красивую горожанку уродливой аристократке. Хотя отношения короля с женщинами были недолгими, с одной из них он поддерживал связь почти два года. Любимую пассию короля звали Мария Инес Кальдерон (однофамилица известного поэта) по прозвищу «Ла Кальдерона». Причём сведения о её жизни очень противоречивы. Вот что говорит о её происхождении и ранних годах жизни французский писатель Анри де Кок в своей книге «Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира»: «Родившись в Мадриде 15 августа 1611 года, от бедняка, по ремеслу носильщика, и «conchita» (странствующей плясуньи) Mapия Кальдерон, сирота в семь лет, была воспитана актрисой, Mapией де Кордова, – более известной под именем Амарилис, – которая выучила её читать по одной из своих ролей.
В двенадцать лет Кальдерона знала наизусть четвёртую часть пьес Лопе де Вега, а Лопе написал тысячу двести пьес. Тринадцати лет она поступила на сцену в Кадиксе.
Пятнадцати она приобрела репутацию в Севилье в ролях ангелов, в autos sacramentales, называвшихся во Франции в XVI веке мистериями.
Наконец шестнадцати лет, в Мадриде, где она была уже три месяца, её заметили в пьесах «плаща и шпаги» (сара y espada), что в то время обозначало высокую комедию».
Однако сведения Анри де Кока крайне ненадёжны. Сейчас принято считать, что малютку нашёл на пороге своего дома мадридский ростовщик Хуан Кальдерон в 1611 году. Она была закутана в хорошее тёплое одеяльце, и рядом с ней лежало распятие, украшенное жемчугом. Внебрачная дочь какого-нибудь знатного сеньора или сеньоры? Вполне возможно! Ростовщик удочерил девочку, которую назвал Марией Инес, хотя у него самого, вроде, было не меньше пяти детей, в том числе, дочь Хуана. Некоторые считают, что именно последняя была любовницей короля. А, может, ему приглянулась сначала Хуана, а затем – Мария. Ведь Филипп IV обожал не только театр, но и молоденьких актрис, которых обычно поставлял ему Оливарес.
Так как Хуан Кальдерон кредитовал актёров и участвовал в организации театральных постановок, поэтому неудивительно, что его родная и приёмная дочери стали актрисами. Первой театральную карьеру, скорее всего, начала Хуана Кальдерон. Наверно, она родилась в 1605 году, вышла замуж за актёра Пабло Сармьенте и вместе с мужем впервые выступила на театральных подмостках в Вальядолиде, а позднее - в Мадриде, Севилье и Валенсии. И именно её игрой восхищался великий драматург Лопе де Вега. Что касается Марии, то она дебютировала в шестнадцать лет в столичном театре Коррал-де-ла-Крус. Хотя большого таланта у неё не было, новая актриса понравилась публике. Тот же Анри де Кок описывает её как очаровательную брюнетку, однако на анонимной картине ХVII века под названием «Аллегория тщеславия», которая хранится в монастыре Дескальсас Реалес в Мадриде и на которой, как принято считать, изображена Ла Кальдерона, мы видим белокожую девушку в кресле с распущенными густыми рыжими волосами. Расчёсывая их, она смотрит в сторону зрителя, в то время как на столике справа, за которым стоит служанка, можно различить серьги, цепочку и подвески. По-видимому, эти украшения, как и роскошное платье актрисы из светлого атласа с цветами – подарки от тех, кто был восхищён её красотой.
– Её рост был средним, - свидетельствовал один из биографов, - а тело не соответствовало канонам… того времени, потому что она была довольно стройной. Но у неё была особая грация, голос, пронзительный и наводящий на размышления, который очаровывал до глубины души.
Выступая на сцене, актёры перемежали декламацию песнями и танцами. Танцевала Мария прекрасно, за что ей, вдобавок, дали прозвище «Марисапалас» в честь модной пляски, которую она обычно исполняла на сцене. По слухам, ещё до знакомства с королём девушка состояла в любовных отношениях с вдовцом дочери самого Оливареса, двадцатисемилетним Рамиро Нуньесом де Гусманом, герцогом де Медина де лас Торресом. Вот что говорит об этом графиня д’Ольнуа: