Три лилии Бурбонов
Шрифт:
Тем временем Оливарес использовал каждую возможность, чтобы затянуть переговоры с англичанами и избавить Испанию от тягот войны с Англией, не уступая — было ясно, что испанцы не смогут вернуть Пфальц, который, в основном, удерживали немцы. Наконец, в марте 1630 года терпение Коттингтона закончилось. По его словам, он увидел, что с ним играют, и отправил Хоптона в Англию просить разрешения вернуться домой. Карл I тоже начал сомневаться в добросовестности Филиппа и его министра и отправил инструкции о том, что больше откладывать нельзя: король Испании должен чётко сказать, какую часть Пфальца он может вернуть. Когда Хоптон в середине мая доставил это послание из Англии в Мадрид, Филипп и Оливарес
Дело закончилось тем, что Карл I, сам нуждающийся в мире, уступил и позволил Коттингтону заключить мирный договор с Испанией, который ничем не обязывал Филиппа IV.
Пока ещё согласовывались окончательные условия, с которыми Рубенса должны были отправить в Лондон, в Мадрид пришло известие о рождении сына и наследника короля Англии. 15 июня Филипп IV принял Коттингтона при полном параде, чтобы поздравить его с этой новостью. Никогда ещё старый Мадридский дворец не выглядел более величественно. Окружённый собранием вельмож в золотых цепях, король стоял под балдахином, одетый в доспехи. Когда Фрэнсис Коттингтон подошёл к нему, Филипп выразил свою радость по поводу рождения принца Уэльского следующими словами:
– Я был так рад, как если бы это был мой собственный сын; и на коленях помолился о счастье юного принца.
Затем англичанин посетил двух инфантов, которые, по ироническому замечанию Коттингтона, были «не менее храбры в одежде», чем их брат. А во второй половине дня он нанёс визит королеве и маленькому инфанту Бальтазару Карлосу, который был «в шапочке с перьями, увешанный амулетами и драгоценностями». Герольды торжественно огласили новость на всех углах Мадрида, улица Майор и площадь были ярко, как днём, освещены восковыми факелами, а перед дворцом был устроен грандиозный фейерверк. В каждом монастыре была проведена торжественная благодарственная служба, и все настоятели принесли английскому послу свои поздравления.
Четыре дня спустя Филипп в присутствии Коттингтона на Пласа-Майор устроил большую королевскую корриду в честь рождения принца Уэльского, во время которой было убито двадцать быков, много лошадей и погибло трое мужчин.
После отъезда Коттингтона новым послом стал Артур Хоптон, который остался в Мадриде, чтобы заботиться об английских торговых интересах и продвигать вечный вопрос о Пфальце. Несмотря на все трудности, с которыми Оливарес сталкивался дома и за границей, непревзойдённое мастерство, с которым он годами обманывал англичан, кажется забавным. Когда 4 ноября 1631 года королева Англии родила дочь, в Мадриде сразу же заговорили о новорожденной принцессе как о будущей невесте Бальтазара Карлоса.
Вот что пишет об этом Хомптон:
– Когда герцог Леннокс подошёл поцеловать руку принцу, графиня Оливарес, которая присутствовала там, попросила принца попросить руки его кузины и сказала: «У Вас там невеста», а затем, повернувшись к нам, добавила: «Мы начинаем ухаживания».
Молодой герцог Леннокс, кузен Карла I, был польщён тем, что к нему в Мадриде относились с почти королевскими почестями, да и самого Хоптона подкупало неизменное дружелюбие Оливареса. Так как новый посол был склонен хвастаться английской доблестью, граф-герцог не скупился на лесть и однажды даже сказал:
– Весь остальной мир должен простить меня, но я считаю, что ни одна нация не годится для сражения с королевской армадой, кроме Англии…
Между тем высокие налоги из-за ведения военных действий в Германии и Италии продолжали разорять испанцев, вызвав всеобщее недовольство первым министром. Знать, не допущенная в Королевский совет,
– Герцог д’Оливарес, — пишет один из врагов фаворита, — проводил свои дни, устраивая балы, маскарады и фарсы, участием в которых убивают время, лишая себя возможности для свершения важных дел; и этот образ жизни напоминал Ниневию, эпоху Нерона и последние годы правления римлян.
1 июня 1631 года жена министра устроила роскошное развлечение для царственной четы, как она имела обыкновение это делать под любым возможным предлогом, в садах своего брата, графа Монтерея. И это, по словам хрониста, вызвало у Оливареса желание устроить ещё одно празднество для короля и королевы в ночь на Святого Иоанна, три недели спустя, которое должно было затмить предыдущее.
Специально для этого граф-герцог заказал две новые комедии: одну - Лопе де Вега, а другую – Франциско де Кеведо и Антонио Мендосе. Был задействован не только сад Монтерея, но и сады по обе стороны от него, и Козимо Лотти, итальянскому архитектору, спроектировавшему пантеон королей в Эскориале, было поручено построить прекрасный театр под открытым небом и несколько зданий для размещения главных гостей. Как по волшебству, в тенистых садах возник роскошный павильон с балконом для короля, королевы и двух инфантов, с которого была видна сцена, и двумя аналогичными павильонами, по одному с каждой стороны, для свиты, а также уединёнными нишами между ними, из которых супруги Оливарес могли следить за удобством своих гостей. На сцене же, окруженной множеством светильников в хрустальных шарах и украшенной цветами, по обе стороны были предусмотрены места для придворных дам. У стены, отделяющей сады от Прадо, были возведены большие трибуны для размещения шести оркестров и хоров, а также гостей, не приглашённых в сам сад. Родственники Оливареса тоже участвовали в подготовке празднества: один должен был руководить репетициями, другой отвечал за расстановку экипажей и приём королевских гостей, третий занимался угощениями и так далее.
За день графиня Оливарес, обедавшая в саду, стала свидетельницей генеральной репетиции всего представления. После наступления темноты в ночь Святого Иоанна вся знатная публика из дворца в своих тяжёлых каретах спустилась в Прадо, чтобы присутствовать на празднике. В девять часов королевская свита была принята Инес де Суньигой у входного павильона, который был возведён специально для этой цели, а объединённые хоры пели приветственный гимн, когда король и королева направлялись в зал, откуда они должны были смотреть комедии.
Дворяне из окружения графа-герцога на коленях предлагали королевским гостям духи в хрустальных и золотых флаконах, надушенные кружевные носовые платки, букеты, кувшины из пахучей бисквитной глины, веера и т.д. Затем, после звучания труб и увертюры на гитарах, труппа Вальехо исполнила комедию «Кто больше всех лжёт, тот больше всех процветает», напичканную «умными высказываниями и изысканной галантностью дона Франсиско де Кеведо, чей гений так хорошо известен в мире». Главная актриса, знаменитая Мария де Рикельме, в стихах приветствовала высоких гостей и восхваляла короля так, что «покраснел бы и архангел», а также сделала несколько недвусмысленных намёков на то, что сам граф-герцог всего на одну ступень менее божественен, чем его хозяин.