Три лилии Бурбонов
Шрифт:
Кортесы Каталонии открылись 18 мая и депутаты снова отказались голосовать за повышение налогов. Ситуация зашла в тупик и Филипп по совету Оливареса решил продлить заседание на неопределённый срок. Представив недовольным каталонцами Фернандо в качестве губернатора, король отправился обратно в Мадрид. Однако кардинал-инфант был в ярости и выразил горячий протест своему брату и Оливаресу по поводу того, что его лишили шанса на отличие и возвышение, которого он мог бы добиться во Фландрии. Но с помощью лести, уговоров и взываний к долгу его уговорили принять назначение и оставили в Барселоне в окружении верных слуг Оливареса.
Между
– Он, несомненно, самый милый молодой принц. Все готовы простить его и возложить всю вину на графа Оньяте, который с ним остался.
Когда двор прибыл в Альмадронес, в двух или трех днях пути от Мадрида, их встретил там граф Антонио Москозо, друг дона Фернандо, с помпезной свитой сторонников и слуг направлявшийся к нему в Барселону. Однако через королевского духовника ему было приказано отправляться обратно в Мадрид и, несмотря на протесты, граф с тяжёлым сердцем вынужден был повиноваться. Возмущённый этим, кардинал-инфант решил подать королю официальную жалобу на Оливареса через Изабеллу. Таким образом, министру стало ясно, что королева была его главным врагом, однако он не мог избавиться от неё так же легко, как от Фернандо.
Как только Филипп IV вернулся в Мадрид в конце июня 1632 года, это событие было отмечено очередным аутодафе на Пласа Майор, где король с братом и королева сидели на своём балконе с восьми утра 3 июля до позднего вечера, пока длился судебный процесс над еретиками. По дороге домой из Барселоны дон Карлос заболел, но частично поправился по прибытии в столицу. Лето было самым суровым за последние годы, и молодой инфант — ему было всего двадцать пять – подхватил лихорадку в Мадриде и умер через несколько дней. Если у Оливареса на одну заботу стало меньше, то народ по-настоящему горевал о смерти брата короля.
– Траур по королю не мог быть более искренним, - писал Коттингтон, - и у них есть веская причина, потому что он был принцем, который никогда никого добровольно не оскорблял, но оказывал добрые услуги всем; будучи воспитан настолько безупречно, насколько они могли ожидать.
Что касается Фернандо, то когда старая Изабелла Клара Евгения умерла в 1633 году, он был отправлен через Италию во Фландрию, чтобы стать правителем рокового для Испании владения. Как уже было сказано выше, кардинал-инфант был очень способным и амбициозным молодым человеком. Из Милана он должен был привести большие силы на помощь императору. Встав во главе войск, Фернандо отказался от ношения церковных одеяний, и с того времени на портретах изображался без пурпурной мантии и шапки, с воинственно торчащими усами, в доспехах и с маршальским жезлом на гарцующем коне.
6 сентября 1634 года под немецким городом Нёрдлингеном он вместе со своим зятем Фердинандом, королём Венгрии, разбил протестантские войска. Эта битва была одной из самых решающих в Тридцатилетней войне. Присутствие там кардинал-инфанта изменило чашу весов в пользу Габсбургов и принесло ему популярность не только в Нидерландах, но
Глава 9 «ПОДВИГИ» КОРОЛЯ
С течением времени Филипп IV становился всё более праздным и распутным. Таким образом, он подавал дурной пример своим подданным, и в скандальных хрониках того времени часто фигурировали самые высокопоставленные лица двора.
– Кажется, в серале появились новые одалиски, и это очень развлекает Его Величество и продлевает срок пребывания Оливареса при дворе, - сообщал поэт Франсиско де Кеведо в письме к другу.
Вина за это, таким образом была возложена, хотя и не очень справедливо, на королевского фаворита, который, потеряв свою единственную дочь, графиню Медина де ла Торес, перенёс всю свою привязанность на своего внебрачного сына Хулио, которого ещё в 1613 году ему родила некая Изабелла де Анверсе. Говорили также, что этот государственный деятель, обеспокоенный отсутствием у него потомства, занимался любовью со своей женой в монастырской церкви, пока присутствующие там же сёстры молились Небесам, чтобы графиня забеременела. Но тщетно. Впрочем, возможно, это были сплетни.
– Если бы Вы слышали, - писал Хоптон Коттингтону в августе 1632 года, - о клевете и глупых выдумках народа против герцога, Вы бы никогда не захотели быть фаворитом.
– Если бы все люди получили по заслугам, - шептались в Мадриде, - то сам герцог был бы сожжён за воротами Фуэнкарраля, ибо он возвысился благодаря дьявольскому искусству колдовства и удерживает короля в своей власти с помощью колдовства.
Вероятно, для того, чтобы прекратить эти слухи, Оливарес начал вести демонстративно святой образ жизни.
– Он утверждает, - пишет современник, - что живёт в большом благочестии и преданности, исповедуясь и причащаясь каждый день. Он ежедневно проводит много месс... Теперь он начал лежать в гробу в своей комнате, как труп, окружённый свечами… в другое время… он ведёт себя, как монах-капуцин, и говорит о величии этого мира с величайшим презрением.
В это время министр начал секретные переговоры с Карлом I о наступательном союзе против Франции, одновременно вербуя наёмников в Ирландии. Однако король Англии, готовый в обмен на Пфальц предоставить ему шотландских или даже английских солдат, считал, что все католики-ирландцы – «настоящие бунтари». В общем, Карл остановил отправку наёмников на континент под следующим предлогом:
– …если когда-либо Испания и намеревалась причинить нам вред, то только с помощью ирландцев.
Это привело Оливареса в ярость, и он, в свой черёд, заявил:
– Меня предали и разорили! Больше я никогда не буду доверять ни одному англичанину!
Англия наконец-то узнала, что за человек был граф-герцог. Обходительный и дипломатичный, когда ему было выгодно, он не давал взамен ничего, кроме туманных обещаний. И Карл был более чем прав, настаивая на практических доказательствах испанской дружбы, прежде чем он протянул руку помощи министру.