Три лилии Бурбонов
Шрифт:
Наконец, все приготовления были завершены. Роды Генриетты Марии начались около четырёх часов утра 29 мая 1630 года и, как свидетельствовал её врач Теодор Майерн, вновь были тяжёлыми и едва не стоили королеве жизни. Но ещё до полудня она стала «счастливой матерью принца Уэльского». В тот же день, когда Карл I торжественно направлялся в собор Святого Павла, чтобы поблагодарить Бога за рождение на удивление здорового сына, в полуденном небе засияла звезда.
Хотя крёстными ребёнка стали Людовик ХIII и Мария Медичи, католики, Карл I предупредил капуцинов жены, «что они не должны беспокоиться о крещении его сына, поскольку он позаботится об этом сам». Принц был крещён в Сент-Джеймском соборе, хотя и не в часовне королевы, Уильямом Лодом, архиепископом Кентерберийским, по протестантскому обряду. При этом использовалась серебряная купель, подаренная лорд-мэром Лондона. Король
– Он такой смуглый, что мне за него стыдно, - писала Генриетта Мария.
Не только цвет лица принца выделял его среди членов семьи Стюартов.
– Он такой толстый и такой высокий, что его принимают за годовалого, - добавила она спустя четыре месяца.
Когда сын смотрел на мать своими тёмными глазами, у той возникало ощущение, что он намного мудрее её.
Рядом со своими бледными и невысокими родителями ребёнок казался подкидышем. Возможно, будущий Карл II унаследовал свой гигантский рост от датских предков. А цвет кожи, как считалось, ему достался от Медичи. Однако портрет его незаконнорожденного дяди Цезаря Вандома, с которым принц имел поразительное сходство, доказывает, что смуглота передалась ему от деда Генриха IV. Тем не менее, некий Слингесби Бетел, служивший в комитете безопасности Кромвеля во время революции, говорил, что видел письма Генриетты Марии, подтверждающие, что будущий король Карл II и его брат, будущий король Яков II, были сыновьями Джермина. Впрочем, утверждения, что «король был бастардом, а его мать была шлюхой Джермина», как и то, что «все королевские дети были бастардами Джермина», были нередкими в устах врагов Стюартов. Если бы Карл и Генриетта Мария оставались равнодушными друг к другу и после смерти Бекингема, историки могли бы без особых колебаний приписать отцовство Карла II Джермину. Но после убийства королевского фаворита ситуация изменилась и впоследствии большинство исследователей сходилось во мнении, что король и королева по-настоящему любили друг друга. Как бы при этом не относилась Генриетта Мария к Джермину, она знала, что её долг состоит в том, что бы спать с королём и рожать от него детей.
Когда её сыну не исполнилось и года, Генриетта Мария написала своей любимой «Мэми» Сен-Жорж с просьбой прислать тринадцать пар французских перчаток и правила всех игр, «которые сейчас в моде» во Франции. Кроме того, она извинилась за то, что не написала раньше и добавила, что уже «снова на подъёме». Прежде, чем принцу Карлу исполнилось восемнадцать месяцев, у него появилась сестра Мария Генриетта, которую их родители называли просто «Мэри». В отличие от своего брата, принцесса удалась в Стюартов со своими каштановыми волосами, карими глазами и тонкими чертами лица. Но прежде, чем Мэри успела заговорить, в королевской детской появился белокурый принц Джеймс, а спустя два года – принцесса Элизабет, такая же светловолосая и голубоглазая. За нею последовали принцессы Анна и Кэтрин, Генри, герцог Глостерский, и принцесса Генриетта Анна.
Глава 4 САМАЯ СЧАСТЛИВАЯ
Для Генриетты Марии, наконец, наступили счастливые годы, обещанные прорицательницей, хотя их и было меньше шестнадцати.
– Я была самой счастливой из королев, - оглядываясь на них, подтверждала она сама, - потому что у меня были не только все удовольствия, какие только может пожелать сердце; у меня был муж, который обожал меня.
Ни один из её детей никогда не мог вытеснить мужа из её сердца. И к входившим в её свиту карликам, двум слугам-неграм, обезьянке Мопсу и собакам всех размеров Генриетта Мария была более снисходительна, чем к провинившимся принцам и принцессам, вероятно, копируя в этом Марию Медичи. Из неё получилась довольно строгая мать. Впрочем, её сыновья нуждались в твёрдой руке.
– Чарльз, - писала королева своему «дорогому сыну, принцу». – Мне жаль, что я начинаю своё первое письмо с упрёков тебе, потому что я слышала, что ты не хочешь принимать слабительное. Я надеюсь, что это было только сегодня, и что завтра ты это сделаешь, потому что, если ты не захочешь, я сама приеду и заставлю тебя принять его, так как это необходимо для твоего здоровья.
На что принц Карл, будучи уже в восемь лет шутником, отвечал:
– Моя госпожа. Я бы не хотел, чтобы
В отличие от Карла I, начисто лишённого чувства юмора, королева ценила шутки сына, поэтому, по её тайному признанию, принц Уэльский был её любимым ребёнком. И в Датском доме у неё висел его детский портрет «Принц Карл в доспехах».
С появлением детей она изменилась внешне. Если в подростковом возрасте Генриетта Мария была худой, угловатой и нервной, то к двадцати годам её черты лица и предплечья округлились, а общий вид можно было охарактеризовать как цветущий. Постепенно она заговорила по-английски и в королевской детской не звучал ни какой другой язык. Поэтому, когда принц Ульский в шестнадцать лет прибыл в Париж, он не мог без переводчика общаться с французскими дамами. Чтобы усовершенствовать свой английский, королева наняла учителя и приказывала английским поэтам писать пьесы, в которых любила играть. Бен Джонсон, закадычный друг Шекспира, написал для неё одну «маску». Однако королева предпочитала сладкие пьесы своего друга Монтегю, в том числе, «Пастуший рай», в которой она сыграла главную роль, и мелодичные стихи поэта Эдмунда Уоллера. Несмотря на изгнание свиты Генриетты Марии, английский двор продолжал находиться под влиянием французской культуры. При дворе Карла I предпочитали общение на французском языке, который считался более куртуазным, нежели английский. А сам король писал письма жене на её родном языке.
Слуги, которые подслушивали, как их госпожа поёт своим детям колыбельные, утверждали, что у неё был божественный голос. Этикет запрещал ей петь на публике, поэтому Генриетта Мария ограничивалась любительскими концертами в близком кругу. Зато она стала законодательницей моды и, благодаря английской королеве, европейские дворы отказались от вычурных нарядов. Из шейных платков и корсажей исчезла проволока, кружевные воротники опустились, а юбки обрели свою классическую форму. Вместо искусственных накладных волос и груды украшений, напоминающих кольчугу, дамы стали носить нитку или две жемчуга, а драгоценные камни использовали в качестве застёжок или в браслетах. Женская причёска же состояла из узла на затылке и нескольких локонов на лбу. Одежда дворян тоже стала более удобной и мужественной. Маленькие шапки-горшочки или кепи в виде булочки уступили место изящной широкополой шляпе бобрового цвета, а подбитый мехом дублет и облегающие штаны – длинным кафтанам и бриджам, шёлковым чулкам и туфлям с розочками из лент или длинным узким ботинкам. Осиные талии исчезли даже в дамской одежде, так как постоянно беременная Генриетта Мария не могла носить такие платья. В конце 1630 года она пожаловалась «Мэми» Сен-Жорж:
– Последняя нижняя юбка, присланная тобой, была такая тяжёлая и узкая, что я не смогла носить её.
Английские леди и джентльмены эпохи Карла I предпочитали атлас, тафту, велюр, батист, батат, а также шелка – падуасой и дамаск. Производство тонкого льна в Ирландии стало процветающей отраслью. Развивалось также и шитьё. Главный вышивальщик королевы, француз Шарль Джентиле, получал от неё подробные инструкции и целый рой его помощников творил просто чудеса, так что Генриетта Мария постоянно была ему должна.
На досуге королева занималась карточными играми, бильярдом и написанием писем, особенно своей сестре герцогине Савойской. Хотя после замужества они никогда больше не встречались, но постоянно обменивались портретами, подарками и длинными посланиями. Так, специально для Кристины Ван Дейку был заказан портрет трёх старших детей Карла I. Однако когда их отец с ужасом обнаружил на своих детях домашние переднички, живописцу пришлось создать новую картину уже без этого предмета одежды, а первый вариант Генриетта Мария оставила себе. Новая мода распространилась и на детей. Все принцы и принцессы до четырёх лет носили простые платья с передниками, воротничками и круглые шапочки с кружевом. Причём, как добропорядочная француженка, королева одевала своих детей в белое: тонкий лён или атлас. Что же касается причёсок, то и у мальчиков, и у девочек были длинные волосы.
В отличие от королевы Елизаветы I, имеющей сотню платьев, расшитых драгоценными камнями, у Генриетты Марии после того, как её ограбили её французские слуги, был довольно скромный гардероб и свои самые любимые платья она могла носить пару лет. Самые её большие долги были связаны с покупкой мебели, ремонтом во дворцах и драгоценными камнями. Так, за одну бриллиантовую подвеску некий португалец получил от королевы на сто фунтов больше, чем знаменитый Эсташ Лесюэр за две бронзовые статуи короля и королевы.