Три месяца, две недели и один день
Шрифт:
Со стороны это, наверное, чёрт знает что. Я, не переодевшийся во что-то более подходящее и отправившийся заниматься покрасочными работами прямо в том, в чём и спал. Она, так и вовсе только что выбравшаяся из кровати, и мы, оба запутавшиеся и так часто просчитывающие каждый свой шаг наперёд, будто перед нами разворачивается шахматная партия.
— Мы не закончили. Ты не позволил мне, — накануне колоссальным усилием воли я действительно в некотором роде вправил себе мозги, когда сквозь призму жара и зарождающегося удовольствия очнулся, как же всё это может всё усложнить. Но изначально же это ведь в любом случае был просто случайный миг, не способный повториться? — А теперь хочешь, чтобы
Прежде, чем я успеваю подойти, чтобы дотронуться, поймать за руку и удержать каким угодно другим способом, волосы уже поворачиваются и исчезают. На это больно смотреть, и какое-то время я стою посреди комнаты, как в воду опущенный, потеряв всяческое ощущение того, что оно не стоит на месте, пока всё-таки не следую по лестнице вниз. Я нахожу Лив на кухне уже вполне бодрой, одетой так, как подобает в светлый отрезок дня, ухоженной и в одиночестве сидящей за столом.
— Что ты ешь?
— Варёные яйца и творог.
— Может быть, хочешь фундук или яблоки?
— Нет.
— А чай?
— У меня всё есть. Мне ничего не нужно.
Я слышу почти что ярость, тихую, приглушённую, но всё равно явную и плохо поддающуюся сдерживанию. Взяв тарелку и бокал, Лив отходит с посудой к раковине и даже включает воду в кране, будто готовясь сделать то, что она в принципе делает нечасто, и помыть всё за собой после завтрака. Как ей вообще удалось поесть, когда за то короткое время наверху, что мы провели вместе в будущей детской нашего сына, я начисто лишился аппетита? Я, разумеется, знаю, что ради него ей и надо питаться за двоих, и всё-таки по какой-то чёртовой причине я буквально взбешён. Хотя мне она вовсе не неизвестна. Вчера я сделал хуже в первую очередь самому себе, а сегодня уже успел повести себя, как козёл, осмелившись высказать надежду, что любимая женщина вернётся к своей привычной отстранённости, когда она только-только стала позволять себе некие проблески. И всё ради того, чтобы прикрыть моё готовое дать задний ход временами гордое и самовлюблённое эго.
— Ну это вряд ли. Ведь у тебя нет меня.
— А тебе разве никуда не нужно?
— Мы завтра уезжаем. Джейсон решил, что сегодня нам лучше отдохнуть и максимально набраться сил перед выездными встречами. Я не хочу, чтобы между нами всё оставалось вот так.
— А чего ты в таком случае хочешь?
— Наверное, чтобы ты вновь стала той Лив, что пожелала мне доброго утра, — я придвигаюсь ближе к ней, прижимаюсь к её спине и, прикоснувшись своими нервно вспотевшими и вдруг неловкими ладонями к её плечам, вдыхаю запах шампуня и шелковистой кожи под аккомпанемент по-прежнему льющейся воды. — И провести этот день с тобой, даже если ты не скажешь ни слова, а завтра отвезти тебя к врачу. Понимаешь?
— Но я не могу быть такой, какой ты меня хочешь видеть.
— А тебе этого и не нужно. И мне, собственно, тоже. Я просто хочу, чтобы ты была собой и, если хоть немного хочешь, мечтаешь о нас, сказала мне об этом, чтобы я знал. Мне кажется, я этого заслуживаю.
***
— Я не могу заснуть в таком шуме.
— Я знаю, — она никогда не могла. Да я и сам для полноценного отдыха и мгновенного погружения в сон нуждаюсь в полной тишине в не меньшей степени. Посторонние звуки могут быть достаточно отвлекающими, чтобы не обращать на них ровным счётом никакого внимания и полностью отключаться от всего лишнего. Это, однако, не каждому дано. — Я тоже.
Только я договариваю последнюю букву слова, как через полупрозрачные занавески комнату снова озаряет очередная вспышка, и молния ярким светом проникает в каждый тёмный угол. Сразу же следом за ней
— Можешь сказать мне что-нибудь, что первым придёт в голову?
— Буквально что угодно?
— Да. Неважно, что, просто говори.
— Я подумываю купить бордюр для обоев, — понимая её желание отвлечься от хаоса за окном хоть как-то, произношу я без обдумывания. Но, может быть, это не то, чего она на самом деле хочет, вовсе не нуждаясь в таких подробностях даже ради смены мыслей в голове. — Знаешь, узенькую полоску с каким-нибудь узором или рисунком. Может быть, с мишками. У нас, правда, краска, но вряд ли есть принципиальная разница. Хочу отделить один цвет от другого.
— Так ты закончил с покраской?
— Да, — я нанёс второй слой вскоре после того, как высох первый, потому что завтра с посещением врача и отъездом на игры мне точно будет не до того. Если относительно своего графика в ближайшие дни мне в целом всё предельно понятно, то похвастаться ясностью и в остальном я определённо никак не могу. — Осталось лишь купить мебель, — переместившись по зашуршавшей простыни, которой я застелил диван, моё тело придвигается к Лив, лежащей на правом боку. Не медля ни секунды, моя ладонь в нежном и дрожащем от любви импульсе дотрагивается до её живота. — Хочешь, я замолчу?
— Нет, — она поднимает свой взгляд на меня, настороженный, но тёплый, уютный, улыбающийся и открытый в своей уязвимости. Я улавливаю одновременно робкое и волевое прикосновение к низу своей майки под одним на двоих одеялом. — Нет, ты не обязан. Я уважаю твоё желание говорить о том, что для тебя важно.
В этом признании есть место колеблющемуся тону и нервно звучащим сомнениям, но не агрессии, нацеленной на самозащиту и оборону, что так отлично от всего, что я знаю и соответственно, быть может, могу использовать эту перемену в свою пользу, и всё-таки мне не хочется вести сейчас сильно сложные разговоры. На ночь глядя и с этой грозой, которая и так достаточно стрессовое явление, чтобы решать ещё и важные вопросы при всём этом мельтешении и словно повторяющихся сериях взрывов, когда ребёнок вообще только-только затих и наконец смог успокоиться.
— А ты всё ещё так непременно и оставляешь одну ногу снаружи одеяла, да? — её левая нижняя конечность, согнутая в колене, лежит обнажённая поверх ткани. Притяжение побуждает меня провести рукой по гладкой и шелковистой коже, чуть сжав бедро, и всё это… В этой близости скорее душевной, чем физической, несмотря на некий присутствующий здесь и сейчас интимный аспект, мы будто заново узнаём друг друга. С прикосновениями кожа к коже, на самом деле, как я чувствую, гораздо большими, чем просто этот визуально будничный контакт. Тт неё ко мне ещё при первой встрече словно протянулась невидимая нить, достигшая моего сердца так стремительно, будто это было предопределено свыше задолго до нашего рождения, и связавшая нас навеки даже с этой унылой и мучительной недоверчивостью.