Три месяца на любовь

Евстигнеева Алиса

— Занятно, — сделав затяжку, резюмировала Валентина Ильинична.

Я бы использовала другое слово, менее приличное и более провокативное, но промолчала. И слава Богу.

Между нами вновь повисла пауза. При этом я нутром чувствовала, что от меня ждут чего-то определённого.

— А Андрея на работу вызвали… — сказала я, лишь бы что-то сказать.

— Мой внук из дома работает, — отрезала моя собеседница.

Открыла было рот, чтобы возразить, но так и замерла, осознав две вещи: 1) я практически ничего не знаю о работе

Француза — кроме того, что она как-то связана с IT; и 2) кажется, меня обманули. И если первое я поставила в укор себе, то второе… наполнило мой рот горьким привкусом.

Зато взгляд Валентины Ильиничны стал ещё более цепким. И я запретила себе раскисать, хотя бы при ней. Лицо нужно держать до последнего, поэтому мои губы растянулись в милой улыбке.

— Вы, наверное, голодны, давайте я вас накормлю, — подскочила со стула.

Интересно, разрешение хозяйничать на чужой кухне передаётся половым путём или это заложено в гены каждой женщины как способ застолбить территорию?

— Если ты собралась меня кормить этим, — косой взгляд в сторону запечённой мной курицы, — то я, пожалуй, воздержусь.

— А что с ней не так? — забыв про приличия, возмутилась я. Выглядела и пахла приготовленная еда очень даже аппетитно.

— Она же сухая! Ты её практически не мариновала, а если не маринуешь, то нужно…

Дальше последовал трёхминутный экскурс в дебри кулинарии.

Я же незаметно вытерла вспотевшие ладони о платье.Как я во всё это вляпалась?!

— Звучит вкусно, — согласилась я и на всякий случай отодвинула противень с курицей от адской бабули. — Но крайне калорийно.

— А ты у нас худеешь? — фыркнула женщина, явно намекая на мою фигуру.

Худела я всю жизнь, поэтому все мои блюда были по максиму обезжирены. То, что мне это ни фига не помогало, было делом пятнадцатым.

— Нет, но так тоже вкусно. Можете поверить.

Кажется, я постепенно начинала заводиться. Точно так же, как в первые дни нашего знакомства с Андреем. Теперь, по крайней мере, становилось понятно, в кого он такой… хам прямолинейный.

— Тебя не учили, что со старшими спорить — дурной тон?

— Так я не спорю. Всего лишь высказываю своё скромное субъективное мнение, — выкрутилась я, невольно припомнив собственных учеников.Если я такая же зануда на уроках, то убейте меня кто-нибудь.

— O tempora, o mores! — закатила глаза женщина.

— И не говорите, сама каждый раз поражаюсь, — временами со мной случались приступы смелости, которые больше подходили под принцип «безумие и отвага». — Хотя на мой взгляд, а casu ad casum, всё-таки молодёжь сейчас разной бывает. Как гляжу на своих школьников, так в ступор впадаю. То ли за голову хвататься, то ли гордиться ими.

В общем, говорить я в такие моменты начинаю много.

— Ты латынь знаешь?! — удивилась Валентина

Ильинична, впервые сбросив шелуху надменности. А потом, с ещё большей растерянностью, уточнила: — И в школе работаешь?

— «Знаю» — это сильно сказано, скорее отдельные фразы. С русским языком и литературой дела обстоят куда лучше.

После этого последовал пятнадцатиминутный допрос с пристрастием. Кажется, из меня вытряхнули буквально всё. Эта женщина определённо обладала даром выворачивать души наизнанку. Вопрос на миллион она приберегла напоследок.

— Та-а-а-ак, а с Адрюшей вы давно вместе? — со странной интонацией уточнили у меня.

Я зависла. Просто не представляла, что ответить на это. Ну не посвящать же восьмидесятилетнюю женщину с бульдожьей хваткой в тонкости наших странных взаимоотношений с её внуком.

От необходимости давать ответ меня спас телефонный звонок и возмущенный голос отца в трубке:

— Света, ты совсем забыла, что у тебя есть семья?!

Так, под вполне благородным предлогом, я сбежала из исаевской квартиры, любезно раскланявшись с Валентиной Ильиничной, которая отчего-то при прощании выглядела крайне задумчивой.

Из подъезда я вылетела прямо в руки Андрея, который в своей привычной манере начал:

— Так, я не понял, что ты тут делаешь, ещё и одетая?!

Ну да, было бы куда понятнее, если бы я бегала по улице голой.Но об этом я ему не сказала, зато прошипела осипшим голосом:

— Та-а-ам, — и ткнула пальцем за спину.

— Ты спалила квартиру?

— Там твоя бабушка!

— Какая бабушка? — нахмурил он свои идеальные брови.

— Какая?! — чуть истерично воскликнула я. — Видимо, из Сыктывкара. Представляется Валентиной Ильиничной, имеет скверный характер и замашки прокурора.

— А-а-а-а-а, — протянул «Андрюша», заметно помрачнев. — Бабушка… И она не прокурор, а следователь, правда, на пенсии.

Блин.

— Вот сейчас прям легче стало.

— Да ладно тебе. Уверен, что не так всё страшно. Она тебя не обидела?

— Нет. Всего лишь прочитала лекцию о том, что я не так готовлю, и подарила семейный рецепт курицы, — в качестве доказательства сунула Французу под нос листочек с тем самым рецептом.

Да-да, меня отказались выпускать из квартиры, пока не всучили в руки эту «ценность».

Исаев уставился на рецепт и как-то оторопел.

— Курицы, говоришь, да?

— Ну она ещё что-то говорила про салат из баклажанов, но на этом месте я уже сбежала.

— Фигово.

— Что именно?

— Да так…

Вот и поговорили.

— Так, ладно, — скомандовала я, — ты к — бабушке, я — домой.

— Давай отвезу?

Отчего-то мне показалось, что с его стороны это было не проявление заботы, а всего лишь желание оттянуть встречу с любимой бабулей.

— Ну уж нет. На такси доеду.