Шрифт:
Генри Слезар
Три мили до Марлейбоуна
Перевод Е. Елшина
Мэри было больно сознавать, что уже никогда она не услышит нетерпеливого звона колокольчика из спальни на втором этаже. Не будет и этих многочисленных подъемов и спусков по устланным ковром ступенькам с серебряным подносом в руках, на котором она ежедневно приносила отцу завтрак, обед и ужин. Теперь эта спальня наверху пуста.
С похорон Мэри провожал домой мистер Богаш - адвокат ее отца. Теперь, после его смерти, Богаш стал ее адвокатом - как часть всего перешедшего ей по наследству. В машине он похлопал ласково ее по руке и сказал:
–
Последнюю часть фразы он произнес более тихим, но торжественнонаставительным тоном. "Значительное состояние, большая ответственность", - машинально повторяла про себя Мэри. Как она устала от всего этого сегодня: нравоучения, советы, сожаления. Поэтому она вздохнула с облегчением, когда мистер Богаш наконец уехал и оставил ее наедине с Софи, экономкой, еще совсем не старой и бодрой женщиной. Софи была предана семье Сомерсетов, у которых прослужила уже более десяти лет. Она всегда проявляла материнские чувства к Мэри, хотя иногда ее поучения вызывали протест.
Вот и сейчас Софи вышла в гостиную с послеполуденной почтой и начала свои обычные причитания:
– Вы должны прежде всего подумать о себе, деточка. Я уже говорила вам об этом тысячу раз, хотя сейчас это стало еще более актуальным, чем раньше. Мэри, вам нужно составить план дальнейшей жизни, выход замуж...
– Софи, пожалуйста. Мы можем поговорить с тобой об этом в какоенибудь другое время? Это что, почта?
Софи стояла, сложив руки на груди, и наблюдала, как Мэри открывала желтые конверты и с какой-то отрешенностью читала телеграммы соболезнования. Большинство из них было от деловых партнеров отца; казалось, что их были десятки. Через некоторое время горестные слова скорби слились в единую бессмысленную и беспорядочную мешанину.
Затем она вдруг вскрикнула:
– Софи!
Экономка вздрогнула, опасаясь начала новых рыданий. Однако Мэри улыбалась, глаза ее блестели.
– Софи, это от дяди Вернона. Дядя Верной! Он жив, Софи, он собирается прибыть на похороны.
– Но мы только что вернулись с похорон.
– Я полагаю, он не знал точной даты. В телеграмме сказано, что он постарается прибыть как можно быстрее. Телеграмма из Нью-Йорка. Дядя Верной жив, Софи! Брат моего отца. Я не видела его со времени, когда была маленькой девочкой.
– И где же он был все это время?
– Везде, я думаю, по всему свету. Он работал в театре. Пел и танцевал. Однажды он играл даже самого короля Англии, Софи; блестящая была постановка.
– Она внимательно перечитала телеграмму.
– Я думала, что он, возможно, уже умер. Мы ничего не слышали о нем очень давно...
– Хм, - произнесла Софи, ее губы сжались, выражая неодобрение. Пение и танцы - все это хорошо. Но что это за человек, который ничего не давал о себе знать до момента, пока не умер его брат?
– Отец никогда не говорил много о дяде Верноне. Я не думаю, что они ладили друг с другом. Он всегда появлялся как-то внезапно, неожиданно. Последний раз это было, когда мне исполнилось
– Вы и сейчас себя ведете так, словно вам двенадцать лет.
– Однако глаза Мэри продолжали светиться, и Софи решила разделить с ней эту маленькую радость.
– Ну хорошо. Я полагаю, он хотел бы погостить немного у нас. Голубая комната для гостей давно не прибиралась. Пожалуй, я пойду посмотрю и приведу ее в порядок.
– Она коснулась плеча Мэри.
– Не придавайте всему этому большого значения, дядя или не дядя. Вам сейчас больше нужен молодой человек, которого можно было бы полюбить и затем выйти замуж.
– Мне кажется, что со стороны я выгляжу ужасно глупо, - сказала Мэри.
– Я так давно его не видела. Вполне вероятно, что мы оба сильно изменились.
– Ее восторженное настроение несколько поубавилось.
– Я очень устала, Софи. Пойду наверх.
Уходя, она взяла телеграмму с собой.
В некотором роде военные действия в доме начались в восемь тридцать следующего утра, когда раздался звон дверного колокольчика и Софи пошла открывать дверь. Она встретилась нос к носу с дядей, Верноном Сомерсетом. Они смерили друг друга взглядами, сразу же выявив пропасть, которая разделяла их интересы и которая мгновенно сделала их непримиримыми врагами. Только после этого они возобновили внешне вежливые отношения.
С улыбкой трубадура он смахнул с головы свою альпийскую шляпу, поклонился низко и справился насчет своей племянницы.
Мэри спешно спустилась вниз, и Софи заметила, что она выглядела просто прелестно, как никогда в последние месяцы. Дочь унаследовала нежные черты своей матери-немки и крепкие кости отца-шведа, но никогда в жизни она не была еще так привлекательна.
– Мэри!
– воскликнул дядя Верной, протягивая вперед руки.
– О Мэри, моя девочка, да хранит тебя Бог!
Да, это был ее дядя Верной, но в то же время он был и незнакомцем. Он оказался ростом ниже, чем она помнила, широкий воротник куртки выглядел помятым; выпирающий из-под жилета живот, скучные глаза, под которыми наплыли темные мешки.
Но прошло мгновение, и она, смеясь, бросилась в его объятия, а большие дядины руки нежно похлопывали ее по спине. На его глаза навернулись слезы.
– О моя малышка, - почти пропел он, - в какое печальное время нам выпало встретиться вновь, моя маленькая Мэри.
Часом позже, на веранде, дядя Верной с жадностью поглощал вторую порцию яичницы с ветчиной. Он говорил не останавливаясь, размахивая вилкой, с его уст срывались самые экзотические географические названия.
– Бомбей, - произносил он, - Гонконг, Париж, Гинза в Токио, Лондон. Мои старые ноги заносили меня, пожалуй, в большее число мест, чем любого морского капитана!
– Где вы были, дядя, в последний раз?
– В Европе, моя дорогая, на старом континенте. Но так случилось, что я оказался в Нью-Йорке, когда узнал об этой печальной новости. Теперь я хочу поговорить с моим агентом в отношении моей работы снова здесь в театре.
– Что вы имеете в виду, дядя? Вы возвращаетесь назад, в Америку?
Он усмехнулся и намазал маслом очередной гренок.
– Даже мы, старые призраки, время от времени возвращаемся в родные места. Я знал, что Бродвей никогда не сможет существовать без нас, танцоров и певцов эстрады.