Три минуты дождя
Шрифт:
– Они пришли смотреть на картины, а не на меня. Если бы я хотел презентовать себя, я бы висел на месте картин. – тихо ответил художник закуривая очередной раз.
– Хватит курить! Это убивает меня! – капризно заявил Андрэ. – Я принес коньяк. Давай выпьем.
– Ожесточенное солнце ломает свои лучи и кривляется от боли. Вспышки света поражают тело, сердце и разум . Нехватка кислорода разъедают изнутри и одинокое желание выжить превращается в ничто. Безглазые и безрукие создания заполонили пространство и разрушают систему . Они превращают в мерзость все к чему прикасаются и это убивает меня. Эта повторяющаяся изо дня в день смерть приносит столько немыслимой боли, что становится страшно открывать глаза…- Бернар потушил сигарету и зажег следующую.
– Выпей и станет легче. – Андрэ протянул бутылку.
– Алкоголь лишь притупляет боль. Он не излечивает человека, он напротив, усугубляет его осознание одиночества и безвыходности. Тела, которые приходят в гости, справляются о самочувствии, на самом деле лицемеры, которые продолжают глупую,
– Выгоняешь меня? – злобно и нервно процедил Андрэ, запивая свои слова коньяком.
– Нет. Просто прошу уединения.
– Ты конченый придурок! Только деньги держат меня с тобой! – Андрэ встал и подошел к Бернару. – Позвони своему дружку, может подрочите на друг друга то и попустит ! – Андрэ ушел, а Бернар не закрывая дверь, улегся на свою постель.
– Ненависть. Как глубоко может она проникнуть и впитаться. Как она пристраститься к вам? Как научится дышать и жить с вами? Она заменяет вам биение сердца. Кажется, что дышишь. Что впитываешь и вбираешь в себя кислород, а на самом деле гной и кислоту. Ненависть отравляет запах, вкус к жизни. Гноем и желчью сочатся глаза. И кажется что это не ты, а просто нечто, что похоже на тебя. А ты в стороне. Где-то далеко, за горизонтом всего, что можно назвать жизнью. Тебя уже нет. И дыхания твоего то же нет. Только ненависть. Плавно перерастающая в месть. Ничтожные игры разума. Война между самим собой. И как можно прибегнуть к эстетике, еже ли все твое нутро пышет ненавистью. И к чему красивые слова? Убеждения в правоте и правомерности, когда жизнь испоганена ненавистью. Потом , ты начинаешь ее любить и поклоняться ей. И не найти ей замены во век!!! Даже когда месть убьет ее, она на самом деле останется жить и процветать в тебе. Ничто не вправе помочь, этой долгой ненависти. Она будет распускаться , как чудный бутон, и в конце концов у тебя в голове будет целая клумба убийственной ненависти. Которая превратиться со временем в дикий сад и заросли кровожадных существ, с превеликим удовольствием сожрут тебя вместе с телом. – Бернар с призрением глянул на молодого человека, оскалив ровные острые зубы. – И даже твоя привлекательная плоть. И даже твои кучерявые локоны и гламурная небритость, не спасут тебя от смерти.
– Колебание отчаянного разума, как зацепка, как предлог. Это борьба ни с чем против всего! Бунтующее сердце никогда не остановится не перед чем. Оно будет отважно идти вперед, и напарываться на массу рифов и заноз. Но оно продолжит свое триумфальное шествие. Борьба и снова борьба. Это прекрасное ощущение прекрасного. Когда оголяется вся ненависть и красота одновременно. Плавные бедра и прерывистые иголки. Белоснежные лилии и торчащие ржавые трубы. Музыка в голове, музыка в словах, музыка в тонах и оттенках. Как красиво падает свет на оголенные плечи или как он скользит по ягодицам друга. Все можно зафиксировать, поймать, украсть спрятать на всегда в свой ящик. И когда он будет преславут и изучен досконально, его можно показать всем. Но поймет ли голодная раздраженная толпа поло умников и варваров, что есть красота. Они потребуют голого мяса, без светотени и красок. Они закрывают глаза и не представляют, как может выглядеть свет в темноте и есть ли тьма в дневное время. А что такое радость изящного мазка, вовремя подмеченная любовью? Нет, им этого не понять. Они насытились бутафорией и пойдут всем рассказывать какой был чудный спектакль, даже не подозревая о том что, они только что побыли в жизни. Без рамп и огней, без портьеры и конферансье. Все по настоящему, все серьезно и прекрасно! Но кто это знает?- Бернар поглядел на очарованную мглой луну и позволил себе немного слез. Лежавший рядом «собеседник» ничего не ответил, он смиренно спустился к бедрам печального мужчины, и принялся за более легкий процесс общения.
– С кем мне говорить? Если все любят когда я слушаю? Кому кричать? Если все озабочены артикуляцией собственных песен? Когда мне кричать, когда вопль наказуем упреком? И как мне быть самим собой, когда всем удобны мои маски.
Алчные и расчетливые. Глухие и сплоченные собственным единым материалистическим обручем будней. Как рассказать вам за боль, которая рождается в глубине сердца, течет из кишечника к желудку и по трахеям наполняет мой рот, ноздри и череп!? Как вы можете услышать мое взывание , если все одеты в ватные наушники слащавых посредственных фраз. Набор букв не имеющий никакого смысла, слетает с ваших губ ежесекундно! Тариф встреч и обязанностей. Такса примирения и учтивости. Все так сбалансировано и рассчитано, что нет в вашем мире даже шалаша для души. Боль! Всепоглощающая боль ! Как показать вам на пальцах примерные формы и очертания чувств, когда вы сломя голову мчитесь в отместку бросая гнилье примитивных уловок и ничего не значащих примеров и правил. Какой закон придумать вам, что б вы по настоящему боялись боли и обиды ближнего своего. Не стремитесь загрызть, ибо вы сами давно съедены. – Бернар затушил горящую сигарету об обнаженный живот юноши и комнату рассек вопль боли….
Рассвет. Одинокая струя систематического дыма, пронзила рассеявшуюся мглу. Рот изящно, изогнулся в трубообразную форму, и выпрямился назад. Бернар почесал заросший подбородок и удивился собственной щетине. На постели никого не было, кроме его собственного
Бернар шел по улице. Дул прохладный ветер, и редкие прохожие с нетерпением ожидали восхода первых лучей весеннего солнца. Легкий туман, и серь утреннего полумрака, скрывали неровности заросшего лица Бернара. Он шел быстро и целеустремленно. Его шаги были размашисты и часты. Его лицо являло саму сосредоточенность, при всем том, что Бернар даже не подозревал, куда направляются его конечности.
Он просто шел, и дабы не вызывать подозрительных взглядов зевак, придал своему сумбурному путешествию мнимую цель и задачу. Он скользил по скверам и улочкам, пересекал проспекты и нырял в подземку. Он ни разу не остановился, даже наблюдая из дали красный свет, без малейшего желания стоять на месте, он не силился перейти дорогу именно на этом перекрестке, он просто продолжал идти дальше, ожидая встретить подземку, либо попасть на желанный светофор. Бернар шел и думал о многом , при этом не обращая внимания на посторонних проносящихся субъектов. Он, опуская глаза проносился сквозь толпу озабоченных граждан, стараясь не касаться их нищих одежд. Он старался не видеть их стандартные лица и приклеенные к ушной раковине мобильные телефоны . Он шел вдали от всех, брезгливо и цинично провожая столкнувшихся с ним.
Только вечером, когда продажное солнце уплыло на встречу новым амбициям, подойдя к театру , Бернар остановился. Он замер на мгновение, и стал прислушиваться к голосу ночного города. – Я слушаю Нью Йорк, и задыхаюсь. Я внемлю каждое твое слово, и мне тошно видеть твой взгляд! – говорил Бернар с темнотой. – Я вижу как ты, кружишь всех , качая на бриллиантовых руках, и как беззуб и аморален их смех!
– Бернар, снял в отчаянье свитер и обнажил свое привлекательное бледное тело. Осенний ветер обдувал его и пронзительные пупырышки взбороздили кожу. – Я дышу тобой, и мне мерзко соприкасаться с тобой в днях и ночах! Ты – гнилое достояние культуры! Брюзжащий и жадный злодей! – Бернар в порыве немыслимого азарта снял брюки, а так же носки и темно-синие белье, при этом оказавшись абсолютно нагим. Не многочисленные прохожие отворачивали лица , сопровождая все неодобрительным ропотом. – Я красив как, и ты! Я могу овладеть каждым! Но отнюдь не женским уродищем! Я великолепен и я в восторге!!! – все громче кричал Бернар , предлагая прохожим прекрасное расположение мужского духа, которое бесстыдно изобличала луна. – Я жертва и ты не так уж могуч! О проклятый город! Смерть любому живущему в тебе!! Но я буду свободен! Я практически не знаю границ!!! Я вольный турист на твоих руинах!!! – не долго кричал Бернар в темноту, ибо заботливые стражи порядка, вполне скоро окольцевали его мимолетную свободу. И начавшийся танец задорного дождя, Бернару пришлось лицезреть за металлическими решетками сонных камер.
– Скажи, на твой взгляд, я люблю кофе? – поинтересовался Бернар, сидя за одним столом с высоким худощавым молодым человеком.
– Нет. Наверное. – гнусавым трескучим голосом ответил подросток.
– Почему ты так однозначно уверен?
– Ну…Ты пьешь водку… Если бы ты любил кофе, наверно заказал его , а не водку.
– Вот как.. – Бернар осушил очередную стопку белой жидкости, и недоброжелательно оскалился. – Знаешь…На самом деле, я так люблю кофе! Что даже ненавижу его! – громко признался Бернар. – Представляешь! Как надо любить кофе, что бы отказывать самому себе в нем!! Ты можешь себе представить такое? – на что восседающий рядом угловат-то покачал головой. – Не можешь?! А что например ты можешь представить? – Бернар осушил лихо еще две стопки подряд, не изменяя в традиции отказывать в съестном. – Что твоя балда может представить?..Как я тебя трахаю? Или даже такое, что ты пилишь меня? Да? Только это? Может, - Бернар резко поднялся и вышел из-за стола. – Или может ты грезишь мне отсосать!? Давай! Прямо сейчас! Здесь и при всех! Чего испугался? Разве это не фантазия? Да еще какая!!! – художник схватил худощавого за волосы.
– Отпусти! Мне больно! – заскулил малолетка, не решаясь применять силу.
– Больно? – прошипел Бернар. – Да неужели тебе известна настоящая боль? – отпустив редкие локоны темно русого мальчишки, Бернар со скрипом придвинул себе стул и сел вплотную с напуганным подростком. – Давай, я немного расскажу тебе о том, что вообще собой представляет боль… Проведу, так сказать нравоучительный вечер. Ты ж не подумай, что я совсем идиот. Твои года, грубо выражаясь мне не то, что не по карману. Они мне ни к чему…Сосать, еще не значит уметь сосать. А подставлять очко, еще не признак мастерства. И самое главное деньги! Высокий тариф лишь подтверждает фальшивое сердце, которое от любви далеко настолько, насколько зубы далеки от локтей….- Бернар фамильярно поцеловал побагровевшего юношу. – Итак, боль!!.. Боль – это не всегда слезы. Это может быть просто крик или шепот. Но шептать надо уметь! Что б тебя либо услышали, либо никогда в жизни не выдали истинную боль! Я ощущал самые очаровательные минуты и секунды счастья, а так же часы и бесконечные лабиринты горечи, печали и слез. И как не были мутны или прозрачны солевые выделения, в основном, я слышал бриллиантовые раскаты клавиш. Благодарю Всевышнего за преображенную боль! Спасибо за многогранность печали. Спасибо Ему за оттенки тоски. Спасибо и за палитру воодушевления и спектр радости.