Три минуты дождя
Шрифт:
Ничто , которого никогда не было и не будет. Не было , потому что это ничто, а не будет -ибо ничто не сотворяется из ничего. Следовательно, у меня осталось сто сорок семь секунд, что бы спастись.
Но как? Кто увидит мельчайшую едва ли заметную даже под сверх оснащенным резкостью фокусации микроскопом? Кто заметит или предположительно задумается о том, что среди триллионов бесконечных в плодовитости и разнообразии существ, планет, частиц, пылинок, молекул, есть микроскопическая, почти несуществующая белая точка, которая очень нуждается в помощи? Тем более кто может предположить, что эта точка ко всему еще и некогда существовавший человек! Точка которой страшно
Дьявол? Вряд ли. Он уже свое дал и свое же забрал. Тогда может быть Господь?...- Бернар болезненно продолжал еще что-то бормотать, голова практически покоилась на руле автомобиля и любые изменения на заснеженной трассе ему были совсем безразличны. Давно растворившаяся в бурях радиостанция издавала суетливое шипение и дисгармоничный треск, а иней в неотаплеваемой кабине грозил существенным ухудшением и без того безнадежного состояния бредящего водителя.
На обочине в сизом тумане, размытая влагой, в сером платье осени, маленькая одинокая девочка. Машина резко застонала, тормозная жидкость выплюнула очередную порцию яда, и тонированное пылью стекло печально провалилось вниз, обличив заросшее убедительной щетиной растерянное лицо Бернара.
– Ты тоже из снега? А как же любовь. – сиплым голосом обратился Бернар к ребенку.
– Там где любовь нет снега. – ответила девочка не двигаясь навстречу к незнакомцу.
– Почему ты не в красном? – продолжал странный допрос Бернар.
– То что ты видел, был просто сон. В дед доме нет красоты, а краски нам только снятся. – отвечал ребенок в сером пальто.
– Значит мы просто встретились в одном сне. – заключил Бернар не глуша мотор, который хриплым рычанием разрывал осеннее молчание трассы. – А сейчас тоже сон?
– Наложение снов не исключает реальности. – девочка улыбнулась и оглянулась на выглядывающий из тумана трех этажный мрачный дом.
– А что там, за забором? – поинтересовался Бернар.
– Просто забор.
– А как же дом? Разве это не здание приюта?
– Нет. Это просто забор. – категорически ответила девочка, не оборачиваясь назад.
– Ладно. Пусть будет так. – Бернар подался в сторону и открыл дверцу потрепанного автомобиля. – Поехали от сюда. Нам по пути.
Ребенок в сером пальто игриво запрыгнул в прогретую машину и немедленно приложил краснеющие от холода и сырости ручки к тлеющей печи. Бернар попытался улыбнуться.
– Грей. У нас впереди долгий путь.
Машина взвыла и растаяла в дымке тумана.
– Опять метель. – осуждающе заметила девочка, прислонившись к запотевшему стеклу. Щелкал мотор расходуя бензин, но колеса не проворачивались, машина стояла на месте. Бернар очнулся.
– Ну и что. – простонал сухими губами Бернар, силясь раскрыть болезненно красные белки неподвижных глаз. – Боишься холода?
– Зачем? Нет. Просто нам нужно ехать. – ответил ребенок. Бернар с трудом повернул голову и приятно был удивлен.
– Ты снова в красном! – обрадовался он. – Отлично. Тебе к лицу краски.
– Пусть будет так.- не спорила девочка, продолжая оставаться в сером пальто.
– А ехать, то куда? – вяло вздыхал Бернар, криво улыбаясь кому-то куда-то в даль.
– А ты едь. Просто едъ. Монгольская степь сама найдет тебя. Ну же! Заводи! Поехали! – живо вскликнула девочка.
– Подожди. – Бернар выпрямился и облокотился на потрепанный кожаный руль. – Станцуй для меня. – хрипло молил художник. –
– Ты мог стать режиссером. – серьезно осведомила девочка в сером пальто.
– Мог, но я хочу увидеть тебя на снегу. Да, я уже видел, но это был сон. И ты не танцевала там. Хотя я знал, что должна была…Умоляю. Танцуй! – Бернар открыл дверцу со своей стороны водителя, и горсть суетливых снежинок ворвалась в салон, немедленно тая.
– Больше снега не будет. – утвердительно заявила девочка, наблюдая за разорванным в клочья художником.
– Никогда. – роняя слезы вторил Бернар. – Никогда.. А ты танцуй. Просто танцуй. – стонал он. – Танцуй на краю пропасти. Танцуй, как никогда не танцевала. Танцуй для меня. Танцуй просто для облаков и снежинок.. Не останавливайся! Просто танцуй!
– Ты никогда не забудешь этот снег и эту бурю. – настаивала девочка.
– Никогда. – соглашался истощенный невидимой болью художник. – Только танцуй над пропастью льда. – хрипел он закатывая мокрые глаза. – Танцуй вместе с ними. Танцуй над ними! Снежинка моя! Танцуй в крови! Танцуй обескровленная девочка! Танцуй! Без музыки танцуй! Метель споет последнюю песню! А ты танцуй без остановки! И слезы твои! И смех твой! Просто льдинки! Танцуй красная девочка! Ты теперь не одна. – в бреду Бернар видел, как кружится девочка в красном пальто. Сквозь пушистый крупный снегопад, он видел мелькающую красную вздымающуюся юбочку. В силу частоты вращения детского тела, усиливалась и вьюга. Груды снега вздымались в верх, ветер застилал глаза и обмороженные ушные раковины наполнялись угрожающим задорным свистом разбушевавшейся вьюги. Ресницы под тяжестью бреда и снега едва различали в белоснежном хороводе краснеющий эскиз юной танцорки. Ветер усиливался, и вскоре за поднятым из самой земли снега не стало видно ни девочки, ни ее красных одежд. Мелкая сечка снега завертела и скрыла ребенка, царапая лобовое стекло автомобиля, который так же был сокрыт в покрове вьюг и обращен в железный белый сугроб.
Не сразу опомнившись, Бернар в страхе выбежал с автомобиля в поисках потерянной в буре девочки. Он отчаянно кинулся в снеговорот. И позвать не мог – имени не знал, и разглядеть едва ли – глаза колол жестокий снег. Закрываясь от ветра и пурги, пытался художник отчаянно найти и вернуть красную девочку. И в поисках своих, очутился безумец у края арктической бездны. Подбрасываемый ветром, исполосованный снегом, обуреваемый отчаяньем, Бернар пал на колени. Рыдая и пытаясь кричать, он полностью отдался в объятия свирепой метели. Стыд и страх охватило все его истощавшее тело. Постепенно, теряя необходимые силы, запорошенный клубами вьюги, Бернар склонился над пропастью и средь мелькающих в порыве ветра снежинок, увидел в чреве пропасти ярко красное пятно. Растекающиеся в разные стороны лучики крови вырисовывали угрожающие бразды смерти. Рыдания, в миг обратимые в осыпающиеся с лица осколками льдинок охватили в лихорадочной панике побледневшего Бернара. Он плакал; свирепо и горько. Ветер позади продолжал неистово разбрасывать новые сугробы. Обледеневшие пальцы на руках не чувствовали уже ничего, даже края пропасти, лавиной ускользали под ними в самое сердце кровоточащей бездны. Отличительный холод , иглой вошел в позвоночник, парализовав рвущееся от боли тело; обрушившиеся края пропасти увлекли безвольное онемевшее тело Бернара вниз. Немыслимый ураган снежной пыли проводил падение, взвывая отчаянными ветрами слез….