Три мира одиночества
Шрифт:
– Я же говорила - с бадяником, - сказала девушка.
– Ведьма, - заорал трактирщик, - Что вы стоите, хватайте ее, пока на всех порчу не навела.
– Дайте железную ложку, он язык себе сейчас откусит, - сказала она, оглянулась вокруг, вытащила нож, разжала им зубы и вставила его тупой стороной между ними.
“Ну, хватит, и так уже чересчур”, - подумал Кэллоин, встал
и бросил на пол щепотку зеленого порошка. Трактирщик растерянно затоптался на месте, повернулся и отправился за прилавок. Пьяные за столами потеряли интерес к происходящему, даже бьющийся в судорожном припадке верзила как-то затих. Кэллоин подошел
к склонившейся над ним девушке, положил руку на ее плечо.
–
Девушка подняла на него глаза.
– Не волнуйся, у него все уже кончается, полчаса без сознания полежит и постепенно оклемается.
– Нож оставлять жалко.
– Да бог с ним, идем, быстрее!
Девушка вздохнула и пошла вслед за ним.
– Ну что за невезение, поесть не дали, еще и без ножа осталась. И так ничего нет, - грустно сказала она на улице.
– Ничего, мы что-нибудь придумаем, у меня есть знакомые в этом городе. Пообедаем в другом месте.
Через пятнадцать минут они сидели в небольшой каморке за кухней большого каменного дома. Хозяин не пожадничал и выставил на стол все имеющиеся у него запасы.
– Ты маг?
– спросила девушка, аккуратно отламывая маленький кусочек хлеба.
– Да. Меня зовут Кэллоин.
– А я - Талин.
– Талин? А на каком это языке?
– Не знаю. Самой интересно, почему так назвали. И, самое главное, кто.
Кэллоин постеснялся расспрашивать дальше и попытался перевести разговор на другую тему:
– Ты ведь кое-что знаешь о медицине, - сказал он, - Училась где-нибудь?
– В монастыре храма богини Белин.
– Ты училась в монастырской школе?
– Ну, как тебе сказать. Я не знаю, кто я, и кто мои родители. Сколько себя помню, всегда жила в этом монастыре, получается, что и училась там немного.
– Вообще-то это очень богатая и известная обитель, - сказал Кэллоин, - Как же тебе удалось попасть туда?
– Понятия не имею, - пожала плечами Талин, - Мы просто жили там - я и еще восемь девочек-сирот примерно одного возраста.
– Почему же ты оказалась здесь и одна? Что-нибудь случилось?
– Случилось? Ты представляешь жизнь в монастыре, Кэллоин? Сотня монашек: от юных девушек до глубоких старух, над всеми - мать-настоятельница Сефин - внебрачная дочь прежнего короля, сводная сестра убитого Шенила. Представляешь, как все пресмыкались перед ней? Доносили, сплетничали! Некоторые и хотели бы уйти, но куда? Вступительный взнос обратно не получишь, родня не примет. Были такие, что дома свои обители отдали. Наш монастырь владел десятью - в разных городах королевства. Самый лучший Сефин прикарманила. Знатные дамы часто у нас бывали, называли нас, девочек, ангелочками, хвалили Сефин за доброе сердце. Но не видели мы никакой доброты. В 6 утра уже нас поднимали и вели на службу, потом - на завтрак и на уроки. Обучали чтению, письму, счету, но, в основном - шить, вязать, готовить, ухаживать за больными. После обеда трудились в кухне, в прачечной, в огороде. После вечерни оставалось немного свободного времени, мы должны были сообщать, чем собираемся заниматься и получать на это разрешение. Все проступки записывались, и перед сном провинившихся заставляли становиться коленями на рассыпанный горох. А в последний день месяца по роли розгами на заднем дворе. Эта старая ханжа, Сефин, говорила: “Я не знаю, за что вас сейчас накажут, но вы ведь - знаете”. Летом, правда, нас отправляли в один из монастырских домов, недалеко отсюда: собирали на зиму орехи, грибы и ягоды. Здесь мы чувствовали себя гораздо свободнее, это было лучшее время, мы всегда с нетерпением ждали его. Но постепенно я стала замечать, что при всей строгости ко мне относятся как-то по-особенному. Почти не били. И
– Понятно. Значит, ты убежала, Талин?
– Скорее, все-таки, ушла. Когда прочитала все книги, некоторые - несколько раз, я решила: делать там мне больше нечего. И, кажется, меня не слишком искали. Спрашивать обо мне ведь некому. Наверное, вздохнули с облегчением, что избавились от лишнего рта. Это было почти четыре года назад.
– И что же ты стала делать?
– Я вообще-то много чего умею делать руками, монастырские наставницы не зря старались, но предпочла пойти в домашние учителя к сыну одного богатого адвоката. Ты же знаешь, что в городских школах учителем не устроиться, платят очень хорошо, и уважают сильно.
– Естественно, - кивнул головой Кэллоин, - А разве может быть иначе?
– Но в городских школах учителя очень строгие, спрашивают со всех одинаково, без разбора. Форма у школьников одна, за сережки или колечко с урока выгоняют, а тех, кто накрасится, при всех водой обливают. Линейкой по спине или пальцам съездить могут. Богачам это не нравится, и они часто отдают своих детей в частные школы или нанимают приходящих учителей.
– Ну, это дурные богачи, из новых, - сказал Кэллоин, - Настоящие, даже принцы, детей не балуют.
– Мой хозяин был из новых, - вздохнула Талин, - Я учила его оболтуса истории и географии. Да, истории и географии - в монастырской библиотеке было очень много таких книг. Платил этот жмот, конечно, мало, но выхода у меня не было, и тому была рада. Все бы ничего, но однажды этот папаша после урока за мной увязался, и лапать стал. Он не знал, что я в монастыре с двумя полными ведрами не ходила, а бегала - и воды ни капли не проливалось. Врезала ему так, что он к другой стенке отлетел. Думала, выгонит, а он только отворачиваться при встрече стал. Боялся, что его жене нажалуюсь. Она у него редкостная стерва была, уж, на что я в монастыре ко всяким привыкла, и то противно. Весь день с купцами, портными и сапожниками трепалась. Одни уходят, другие заходят. Тряпок у нее было - в шкафы и сундуки не влезало. А ведь жирная, как свинья.
Девушка на секунду замолчала, посмотрела на мага.
– Знаешь, Кэллоин, я всегда удивлялась бесстыжести этих адвокатов. Знают прекрасно, что этот подонок человека убил, а тот многодетную вдову обокрал, и все равно за деньги их защищают. Как так можно? Мне кажется, что они еще хуже, чем эти преступники.
“Хорошая, чистая девочка, - подумал Кэллоин, - Как же тяжело ей жить будет”.
– Поэтому, наверное, справедливо, что у моего хозяина эта жена была, и такой сын вырос, не заслужил он других, - закончила свою мысль Талин.
– И долго ты у него продержалась?
– Несколько месяцев. А потом этот озабоченный придурок, сынок их, сзади ко мне подкрался и юбку поднял. Я его поймала, штаны спустила и поучила, тем, что под руки попалось. Ну, если родители сына не воспитывают и своих обязанностей не выполняют, должен же хоть кто-нибудь это за них делать? А он наябедничал. Представляешь, этот здоровенный, ростом с меня, недоумок не постеснялся рассказать, что его девчонка высекла. У нас в монастыре всякое бывало, но чтобы кто-нибудь из девочек рот при взрослых открыл! А этот!
– Талин вздохнула и махнула рукой.