Три недели из жизни лепилы
Шрифт:
Солнце выглянуло из-за туч. Над лугом повисла радуга. Капли на ветровом стекле сверкали, как бриллианты.
Я подчинился.
Продолжение удивило меня еще больше.
Мы медленно раздели друг друга. Время умерло. Мир вокруг нас обрушился в бездну. Осталась только белая «Тойота» на вершине отвесной скалы.
На пятачке, на острие — качни посильнее, и последнее очарование во Вселенной оборвется и исчезнет.
Я не ожидал от Инны такой трепетной нежности. И синхронности — она уперлась пятками
Наши стоны слились с умопомрачительным вокалом из динамиков.
Да, она разбирается не только в анестезиологии, аудиотехнике и автомобилях. Но и я показал себя далеко не с худшей стороны. Готов поспорить, ей понравилось.
Инна погладила меня по руке, как бы невзначай развернув к себе часы.
— Нас, должно быть, потеряли.
— Не нас, а машину.
— В любом случае… — одним движением она натянула платье через голову и повернула ключ зажигания.
Уже на шоссе я положил руку на бархатистую коленку.
— Когда ты уезжаешь?
— Завтра.
— Давай убежим отсюда. Ко мне.
— Не могу, меня будут ждать.
— Когда ты приедешь в Москву в следующий раз?
Инна пожала плечами и вдавила в пол акселератор.
Она лихо зарулила в распахнутые ворота и выпрыгнула из салона. Между сиденьями остался лежать белый кружевной комочек. Я сунул его в карман.
Так мы и предстали пьяным взорам честной компании: Инна с высоко поднятой светло-русой головой, поигрывая крепкими ягодицами, которые отчетливо вырисовывались под тонкой материей, и я с двумя мешками за спиной — где-то сзади.
Шефиня возвышалась на балконе. Бесформенное «сафари», кеды (ноги быстро устают) и нелепая белая лента через лоб. Микадо, собирающиеся обратиться с речью к своим верным самураям.
— Где же вы запропастились? Прошу любить и жаловать: Олег Мальский и Инна Верховская — первое и второе места на конкурсе ВФОА соответственно. Без пяти минут оксфордские стажеры.
Надия Алиевна приняла мешки и попросила наточить нож.
Я порезался и, получив первую медицинскую помощь в виде «бандэйда», был отпущен на все четыре стороны.
Молодежь собиралась на речку. Непредусмотрительные особи сгрудились вокруг большой картонной коробки с невостребованными купальниками прошлых лет. Всем не хватит. Я-то знаю, ведь история повторяется…
Инны нигде не было видно. Я бесцельно побродил по территории и подсел к «гэбистам».
Люсия Абрамовна рассказывала, как в молодые годы ей по дежурству привезли алкаша-задохлика. Стакан крови и пригоршня костей. Больному докторша понравилась. «Дай, — говорит, — А то помру».
И помер. Люсия Абрамовна до сих пор себе простить не может.
Доцент кафедры гинекологии Мухамедов громко поведал о беременной учительнице,
Веселья не омрачила даже выходка Зайчука — главного антисемита Боткинской.
Зайчук с трудом оторвал голову от тарелки с курицей и, пошарив мутным взглядом, изрек:
— Куда я попал? Одни жиды!
Зайчука отвели на автобусную остановку. Минут пять профессорша алкала крови.
— Кто привел сюда этого мудака?
Естественно, никто не сознался.
Нэт Кинг Коул, Френк Синатра и «Карпентерс» помогли даже ярым сионистам забыть прискорбный инцидент.
Динамик работал исправно, только немного дребезжал и повизгивал.
Ко мне подвалила бухая Лена. Самостийный белый танец. Мы потоптались между тремя соснами перед домом. Молотило слегка шатало с уклоном в кусты.
Инна появилась так же внезапно, как исчезла. За ручку с Гошей Лупихиным. Они обнялись и закружились под «Seems it never rains in Southern California» Альберта Хаммонда.
Мокрое платье облепило ее, как вторая кожа. С полотенцами тут тоже напряженка.
Руки Лупихина съехали куда ниже талии и вжимали набухший пульсирующий член в просвечивающий темный треугольник (чего не увидел глаз, дорисовала фантазия). Я отодрал от себя протестующую Лену и направился к парочке. Гоша заметил меня и расправил плечи. Подмигнул. За спиною Инны оттопырил большой палец и скосил глаза на ее растрепанную прическу. В русых волосах девушки запутались сухие травинки.
Кто-то хихикнул.
Я вынул из кармана бежевые трусики. «Бандэйд» отклеился, и трусики начали менять цвет.
— Принимай эстафету. А это — в твою коллекцию.
Гоша часто возит баб на отцовскую дачу. Кстати, она расположена неподалеку отсюда. Рассказывают, там скопилось огромное количество забытого в горячке женского белья всех размеров, цветов и фасонов.
Гоша заиграл хилыми бицепсами.
— Ну и дурак, — Инна крепче обняла засушенного Геракла за шею.
Я разжал пальцы и зашагал прочь, смещавшись с язвенниками и трезвенниками, которые дезертировали первыми.
В электричке язвенники и трезвенники скучковались.
Безлошадный преподавательский состав, несколько городских докторов — довольно приличная компания для заплеванного вагона.
Стали травить анекдоты.
Я сидел через проход и не слушал. Кровотечение потихоньку остановилось.
Да что это со мной? Неужели можно влюбиться в такую блядь?
Нет! Просто реализовалась теория «стакана воды». Но мы же не на диком Западе!
Хотя, скоро будем…
Мои размышления прервал присвист пэтэушников из тамбура.