Три недели из жизни лепилы
Шрифт:
Глянули, а она белая. Давления нет. Гинекологов тоже (квасили с Гошей в ординаторской). В «неотлогу» в дневное время не берут. Впутали А.Г. Шишину.
Когда, наконец, решили все организационные вопросы, пробил час трудового подвига анестезиологов.
В 18-е отделение перевели со стабильной гемодинамикой. То бишь спасли.
Из каждой недоработки надо сделать конкретные выводы и найти виноватого. А наш брат всегда крайний. Шишина грозится влепить Гоше выговорешник.
А он поел и прилег.
Я потрогал островок молодой кожи на правой щеке и последовал
Нас разбудил душераздирающий женский визг.
Я прыгнул в тапочки и промахнулся. Рванул к двери как есть — в носках (операционной формы днем не снимают), ожидая встретить, по меньшей мере, толпу наркоманов, штурмующих наши полупустые сейфы.
В коридоре судорожно всхлипывала Роза Ивановна.
— Он… живой!
Перст ее указывал в сторону каталки с трупом таксиста, до отправки в морг оставленный на два часа в коридоре. Согласно действующей инструкции.
— Что случилось?
— Посмотри, посмотри! Вот опять, — нога мертвеца чуть заметно дернулась.
Зевая, в коридор вышел Гоша.
— Успокойтесь, Роза Ивановна. Это легко объяснимо. Спинной мозг и периферические нервы отмирают позже головного. В них продолжают генерироваться спорадические электрические разряды. В ответ сокращаются мышцы.
Мы подтащили Большову к трупу и продемонстрировали признаки биологической (то есть необратимой) смерти. Убедили.
Марина Максимовна — кит-анестезистка с богатым жизненным опытом — вытряхнула в чай ампулу реланиума. От медикаментозного успокоения Роза Ивановна отказалась — старшее, правильное поколение. Я пожал плечами, отнес кружку в туалет и там выпил. Не пропадать же добру!
Гошу вызвали к местному. Вернулся он, сияя, как новенький гривенник.
— Я внизу.
Понятно. Для общения с противоположным полом во время дежурств Гоша арендует у Юлика кабинет. За стакан «красного».
Я вернулся на свое функциональное ложе ответственного анестезиолога и моментально отрубился.
Около девяти меня растормошил санитар из смотровой.
— Олег Леонидович! Вас Лупихин.
Я поплелся к аппарату.
— Гоша, ты дашь мне поспать? Вторые сутки отмахиваюсь.
— Приходи немедленно. У нас гости. Хотят тебя видеть.
— Кто?
— Приходи — сам увидишь.
— Лена?
— Угадал.
Для начала неплохо бы уточнить, какая. Молотило раззвонила о моей (?) победе по всей больнице. Таким образом, Вдовина — это уже третья Лена в моем послужном списке. Надо бы их пронумеровать.
— Ладно, ждите.
Лена Вдовина — отныне просто Л III — была моим ответом на ноту Керзона. То есть элементарной местью Гоше за Инну (первую).
С того самого момента, когда эта худенькая и тихонькая, похожая на мышку ординаторша появилась в больнице, Гоша предпринимал столь же отчаянные, сколь и безуспешные попытки затащить ее в постель. Даже не представляю, как ей удавалось в течение трех месяцев сопротивляться натиску нашего штатного Казановы.
Я трахнул ее в подвале. После субботнего дежурства, лениво
Рассмотрев длинненькие ножки и, главное, ощутив вопиющее анатомическое несоответствие наших репродуктивных органов, заинтересовался.
Решил познакомиться поближе.
Последовало три недели экспериментов.
Чуть не ежедневно мы убегали с наркозов и совокуплялись, как бешеные. В семь Лена убегала — у нее очень строгие родители. Держат дочь за целку-невидимку.
За два-три часа мы успевали поглотить несколько кетаминовых коктейлей. В качестве основы использовали вермуты, ликеры, водку — все что попадалось под руку. Лена не алкоголичка, но от кетамина балдеет.
Пару раз мы расслаблялись совместно с Пашей. Паша ни разу не составил нам компании. Но в индивидуальном порядке тоже приобщился к кетамину.
Он обычно улетает в космос в разгерметизированной ракете и без скафандра. «Держите меня», — кричит.
Я обычно брожу по Эскуриалу. Или Трианону. Или одновременно.
Причем то как экскурсант, то как придворный. Или одновременно. Пялюсь на ухоженных американских туристок. Или раскланиваюсь с молоденькими фрейлинами.
Или одновременно.
Лену (пардон, Л III) обычно истязают. Привязывают к столбу пыток, хлещут семихвостками, пытают током, жгут каленым железом, душат. В такие минуты Лена подмахивает, как батут, и кончает, как атомная бомба. Особенно когда душат.
Тогда как водородная.
Самым ярким ее видением был, пожалуй, полусон-полуявь о рентгенотехнике.
Юная мазохистка (Лена) приходит на флюорографию. Заматерелый небритый рентгенотехник (я) замечает на экране металлический ошейник. «Это надо снять» — «Не могу, ключ у хозяина». Рентгенотехник подходит поближе, чтобы рассмотреть конструкцию в деталях, видит следы побоев на нежной девичьей коже, складывает два и два и грубо трахает мазохистку за ширмой, подсыпав от себя скрученным в трубку свинцовым фартуком.
Она неоднократно просила меня реализовать этот бред, но я не любитель. И все же потакаю ее извращениям. По-хорошему Л III противопоказаны даже среднестатистические члены. Вижу, что больно. Боюсь что-нибудь порвать, как у Баркова. А Лена прилипает все крепче. В отличие от подавляющего большинства моих девочек о браке и семье даже не заговаривает. Статус моей официальной бляди, кажется, ее вполне устраивает.
Я начинаю ее бояться. Уже завязал с экспериментами в Балашихе (мнимый рецидив ремонта) и на Шереметьевской (мнимый Пашин отпуск). Но отсутствие условий Лену не смущает. Она согласна заниматься сексом на пыльном, раздолбанном сотнями жоп кафедральном диване, на теннисном столе в подвале, на толчке в засранном туалете.
Ситуация патовая.
Лена сидела грустная. Сама все понимает. Или начинает понимать.
Лупихин отхватил себе будущую актриску из Щепкинского.