Три незнакомца
Шрифт:
Серый незнакомец помолчал с минуту, словно взвешивая, подходит ли ему такое определение. Затем решительно его отверг.
– - С достатком!
– - сказал он.
– - Нет, сударыня, это не совсем верно. Я рабочий человек, да! Приходится работать. Вот доберусь я до Кэстербриджа -дай бог, чтобы в полночь, -- а уж в восемь пожалуйте на работу. Да-с! Дождь ли, снег ли, хоть разорвись, хоть лопни, а свою работу я завтра должен сделать.
– - Бедняга! Так, значит, вы хоть и по-городскому одеты, а на поверку еще беднее нас?
– - откликнулась жена пастуха.
– - Такое уж мое ремесло, друзья. Не в бедности дело, а ремесло такое...
– Однако он не двинулся с места и немного погодя прибавил: -- Но распить с вами еще кружечку -- в знак дружбы -- времени хватит. Только вот беда, в кружке-то пусто.
– - Не хотите ли сыты?
– - сказала миссис Феннел.
– - То есть мы ее сытой зовем, а на самом деле это просто вода от первой промывки вощины.
– - Нет, -- презрительно отозвался незнакомец.
– - После мяса кто захочет глодать кости?
– - Да зачем же, -- вмешался Феннел.
– - Дети-то ведь не каждый день родятся, давай я еще налью меду.
Он встал и направился в темный угол под лестницей, где стоял бочонок. Жена пошла за ним.
– - Что это ты выдумал?
– - укоризненно сказала она, как только они остались одни.
– - На такого разве напасешься? В кружке-то на десять человек было, а он все один высосал, да еще сыта ему нехороша, подавай меду! Да и кто он такой? Никто его не знает. Не нравится он мне, вот что.
– - Да ведь он к нам в дом пришел, голубка. А на дворе непогода, а у нас праздник. Авось не разоримся от одной кружки. Вот станем летом подкуривать пчел, будет и меду вдосталь.
– - Ну ладно, налей еще одну, -- ответила жена, сокрушенно глядя на бочонок.
– - Но откуда он взялся и какое его занятие? Пускаем в дом, а кого -- не знаем.
– - Да и я не знаю. Вот я его еще спрошу.
На этот раз незнакомцу в сером не удалось разом осушить всю кружку, -- миссис Феннел приняла против этого весьма решительные меры. Налив меду в небольшой стакан, она подвинула ему, а большую кружку отставила подальше. Когда гость выпил отпущенную ему порцию, пастух возобновил расспросы о его занятии.
Незнакомец помедлил с ответом, и тогда другой, сидевший у камина, вдруг заговорил с неожиданной откровенностью.
– - А я вот своего занятия не скрываю, -- сказал он, -- пусть хоть всякий знает. Я колесник.
– - Что ж, в наших местах это доходное ремесло, -- сказал пастух.
– - И я своего не скрываю, -- отозвался незнакомец в сером.
– - Пусть хоть всякий знает, у кого хватит ума догадаться.
– - Ремесло можно всегда по рукам узнать, -- заметил плотник, глядя на свои собственные руки.
– - Уж какие-нибудь знаки да остаются. У меня, например, вон все пальцы в занозах, словно иголки понатыканы.
Рука сидевшего у камина проворно скрылась в тень, а сам он, попыхивая трубкой, устремил взгляд на горящие угли. Незнакомец в сером подхватил замечание плотника.
– - Это правильно, -- сказал он с хитрой усмешкой, -- да только у меня ремесло особенное: знаки не на мне остаются, а на тех, кого я обслуживаю.
Никто не сумел разгадать эту загадку, и жена пастуха снова предложила гостям спеть песню. Начались те же отговорки, что и в первый раз: у одного нет голоса, другой позабыл первый стих. Незнакомец в сером, к этому времени порядком уже разгорячившийся от доброго меда, внезапно разрешил затруднение, объявив, что он готов сам спеть, чтобы расшевелить прочих. Засунув большой палец левой руки
Подобрал я ремесло,
Эй, простые пастухи, -
Видно, так мне повезло.
Я заказчика свяжу, и высоко подтяну,
И отправлю в дальнюю страну!
В комнате стало очень тихо, когда он закончил строфу, и только сидевший у камина по команде певца: "Припев!" -- с увлечением подхватил низким, звучным басом:
И отправлю в дальнюю страну!
Все остальные, Оливер Джайлс, тесть хозяина Джон Питчер, пономарь, пятидесятилетний жених и девушки, сидевшие рядком у стены, как-то невесело примолкли. Пастух задумчиво глядел в землю, а его жена устремила любопытный и подозрительный взгляд на певца; она никак не могла понять, вспоминает ли он какую-то старую песню или тут же сочиняет новую нарочно для этого случая. Все, казалось, были в недоумении, словно гости на пиру Валтасара*, когда им дано было невнятное знамение; все, кроме сидевшего у камина, который только невозмутимо проговорил:
* Согласно библейскому преданию, на пиру у вавилонского царя Валтасара таинственная рука начертала на стене знаки, истолкованные затем пророком Даниилом как предвещание смерти царя и раздела его царства.}
– - Теперь второй стих, приятель!
– - и снова взялся за трубку.
Певец сперва основательно промочил себе горло, а затем опять затянул песню:
Инструмент мой очень прост,
Эй, простые пастухи, -
Инструмент нехитрый у меня.
Столб высокий да веревка, вот и все, и очень ловко
Управляюсь с ними я!
Пастух Феннел тревожно оглянулся. Теперь уже не оставалось сомнения в том, что незнакомец песней отвечает на его вопрос. Гости вздрогнули, некоторые даже вскочили со своих мест. Юная невеста пятидесятилетнего жениха начала было падать в обморок и, пожалуй, довела бы до конца свое намерение, но, видя, что жених не проявляет довольно расторопности и не спешит ее подхватить, она, дрожа, опустилась на стул.
– - Так вот он кто!
– - шептались сидевшие поодаль: название ужасной должности, исправляемой незнакомцем, шепотком пробегало в их ряду.
– - За тем и приехал! Это ведь на завтра назначено, в кэстербриджской тюрьме, за кражу овцы... Часовщик, что в Шотсфорде жил... Ну да, мы все про него слыхали. Тимоти Сэммерс его звать... Не было у бедняги работы, видит, дети-то с голоду пропадают, ну, он пошел на ферму, что у большой дороги, да и унес овцу... Да, да, среди бела дня, и сам фермер тут был, и жена, и работник, да не посмели его тронуть... А этот (с кивком на незнакомца, только что объявившего о своем смертоубийственном ремесле) приехал теперь к нам, потому что там, где он раньше служил, работы не хватает, а наш, прежний-то, как раз помер... Наверно, он в том же самом домике будет жить, под тюремной стеной...
Незнакомец в сером не обратил никакого внимания на все эти высказанные шепотом догадки, он только подвинул к себе кружку и еще раз промочил горло. Видя, что никто, кроме соседа у камина, не откликается на его веселость, он протянул свой стакан этому единственному ценителю, а тот в ответ поднял свой. Они чокнулись, меж тем как глаза всех находившихся в комнате неотступно следили за каждым движением певца. Он уже открыл рот, собираясь запеть, как вдруг опять послышался стук в дверь. Но на этот раз стук был слабый и нерешительный.