Три подруги и все-все-все

Солнцева Анастасия

— Но? — переспросила я с подтекстом.

— Знаешь, основа любого конфликта — секс, жажда власти и чувство голода. Так считал Фрейд.

— И? — не поняла я.

— И твой жених сочетает в себе все эти три фактора. Он просто секс в чистом виде, помноженный на желание иметь господство над другими и всегда быть сытым. По нему видно, что детство было паршивым, юность — ещё хуже, поэтому сейчас он рвётся к лучшей жизни, вцепляясь в каждую подвернувшуюся возможность зубами и когтями. Наверное, это похвально, вот только с потерями

он не считается.

— Боишься, что я стану следующей потерей? — с весёлой улыбкой спросила я.

— Боюсь, что он с тобой, пока ему это выгодно, — погрустнела муза. — Если предать тебя принесёт больше пользы, чем защитить, он сделает это не задумываясь.

— Знаю, — после короткой заминки согласилась я, — но на данном этапе я ему нужна. И намерена воспользоваться этим.

— Думаешь, то, что сказал Гриша — правда? Его желание быть с тобой — это чисто физическое влечение, вызванное твоим ранением? И ты просто что-то вроде лани, выскользнувшей из его зубов в последний момент? Ты выжила. И он больше не хочет тебя добивать. Теперь он просто… хочет.

— Не знаю, — пожала я плечами, ответив честно. — Но не вижу причин, по которым он бы стал лгать о таком.

Тяжело встав, подошла к плите, выключила огонь и потянулась к тарелке. Взялась за край фаянсовой посуды, но пальцы дрогнули и не удержали. Тарелка скользнула вниз, ударилась о край раковины и раскололась на куски.

— Чёрт, — прошипела я.

— Да уж, — недовольно прокомментировала Фируса. — Не знаю, что с тобой, но покойнички в последней стадии разложения пободрее тебя выглядят.

— Я тоже не знаю, что со мной, — буркнула я в ответ.

— А ещё ты напугала птицу! — сообщила муза, вытянутой рукой указав на какаду в клетке, который досрочно закончил гигиенические процедуры и теперь нервно топтался на жёрдочке, раскрывая и складывая обратно белые крылья, потряхивая распушившимся жёлтым хохолком.

Словно в подтверждение слов музы, попугай Нисы издал резкий неприятный звук, от которого заломило в висках.

Схватившись за голову, я едва не заорала:

— Что это за вопли?!

— Я же говорила, какаду — болтливые, — спокойно заметила Руська, дождавшись, пока взбесившийся пернатый закончит голосить. Кажется, за время тесного сожительства с Чириком муза успела познать дзен и увеличить запас невозмутимости.

Попугай вновь заорал.

— Это не похоже на речь! — не выдержав, я метнулась в комнату за пледом, чтобы накрыть им клетку.

— Да, это похоже на звук дверного звонка, — поделилась наблюдениями подруга, задумчиво потирая подбородок.

Как только ткань накрыла клетку, вопли сразу же прекратились. Птица умолкла, и теперь в тишине кухни раздавались лишь недовольные щелчки клювом.

— Он будет так надрываться каждый раз? — с ужасом спросила я, оценивая перспективу заработать себе нервный тик и стать первой лысой нереидой.

— Вообще-то, — на лице

музы появилось стервозное выражение, — какаду очень тонко чувствующие птицы, и им нужно внимание. Так что, вот так, — пальчиком с дорогим маникюром Руська обвела в воздухе плед, — советую делать в первый и последний раз. Иначе он обидится. Это все равно, что кошку запереть в шкафу из-за того, что она мяукает!

— Ты сказала, что какаду разговаривают, но этот-то просто орёт!

— На самом деле, попугаи не разговаривают, а просто подражают звукам, которые заучили, — с умным видом пояснила Фируса. — Скорее всего, Чирик запомнил особенности звучания дверного звонка у Нисы дома, и сейчас пытается демонстрировать тебе свои таланты. У меня он запомнить ничего не мог, ко мне гости не ходят.

— К Нисе тоже не ходят, — и я наклонилась, чтобы собрать осколки разбитой тарелки.

Да так и застыла, потому что кое-что вспомнила.

Вспомнила наш разговор с подругой, в котором первый раз фигурировал попугай.

И поняла одну простую вещь, которая была очевидной, но которую я упустила.

Ян тогда запросто вошёл в её дом. А значит… был в него приглашён.

— Эй! — переполошилась Фируса. — У тебя что, спину заклинило? Ты чего застыла в позе полупоклона?

— Собирайся, — приказала я, отбрасывая в сторону полотенце, которым намеревалась собрать останки преждевременно почившей тарелки.

— Куда? — попятилась муза, предчувствуя нехорошее.

— Прокатимся к подружке в гости.

— Слушай, — откровенно занервничала муза, — если ты решила вернуть попугая в родные пенаты, то пожалей живое существо. Он меньше всех виноват в происходящем! Точнее, он вообще ни в чём не виноват!

— Да знаю, успокойся! — я была раздражена недогадливостью музы и измотана головной болью. Пыталась действовать быстро, а не получалось, что тоже не добавляло хорошего настроения. — Пусть остаётся!

— И ты даже не попытаешься сварить его в следующей порции своего жуткого чесночного супа? — осторожно поинтересовалась муза.

— Брось! — ответила я, втискивая ноги в кроссовки. — Какой с этой чахлой птицы навар? Да и я не Ганнибал Лектор, чтобы страдать тягой к изысканным блюдам!

— Ну, да, ты — не он. С ним-то хотя бы можно было договориться, — пробормотала подруга, перебрасывая через плечо ремешок небольшой сумочки.

Я сделала вид, что не расслышала. Сунула телефон в карман, схватила ключи, и мы вышли.

Дорога заняла чуть меньше часа. Я припарковалась у небольшого дома, где продолжала обитать подружка. Настоящие владельцы жилплощади кочевали с миссией по Северной Европе в поисках тех, кого могли завербовать в интересах клана.

Мы с музой вошли внутрь и остановились сразу за дверью.

— Зачем мы здесь? — громким шёпотом спросила Фируса, выглядывая из-за моей спины.

— Пока не знаю, — также тихо ответила я.