Три подруги и все-все-все
Шрифт:
— Что? Поверила? — спросил он с вызовом. — Даже не надейся. Я никогда тебя не забуду. И никакая магия не сможет заставить меня это сделать.
Когда я дёрнулась, собираясь выбраться из этой ловушки, даже если мне придётся драться с ним за свою свободу, он вдруг сжал меня и попросил:
— Останься.
Ян никогда ни о чём не просил. Никого. И меня в том числе. Поэтому его просьба, такая искренняя, пробивала до самого сердца.
— Нет! — выдохнула я, отворачивая от него своё лицо.
— А если заставлю? — спросил он угрожающе и в целях подкрепления
— А если убью? — прошептала я ему в губы и позволила увидеть в моих глазах правду. Я ведь действительно могу это сделать. Я буду бороться за себя, даже если бороться придётся с ним.
— А если я буду нежным… если я буду самым нежным… ты останешься?
Он снова и снова заставлял ныть сердце и сжиматься душу.
Я молчала, разглядывая деревья, а он нависал сверху, ласково водя рукой по мокрым волосам и порождая этим волны тепла, которые растекались по телу.
Я не выдержала первой.
— Только если ты откажешься от своей идеи «похоронить» и посадить меня!
— А если откажусь, что получу взамен?
— Ты торгуешься? — не поверила я своим ушам, с яростью поворачиваясь к нему, из-за чего наши губы оказываются так близко, что почти соприкасаются. С моих сорвался лепет: — Я не знаю, чего ты хочешь.
— Ты знаешь, чего я хочу, — выразительно улыбнулся он, и я ощутила эту улыбку кожей, которую закололо тысячей мелких иголочек.
— Нет, не знаю, — ответила сорвавшимся голосом, не имея сил оторваться от его глаз, глядящих так откровенно и жадно, что я ощутила себя самой роковой женщиной на свете. Хотя такой никогда не была.
Я всегда была… обычной. Но в его руках, в его объятиях, меня охватывало чувство, что я не просто НЕ обычная. Я самая большая редкость, в поисках которой не жаль и весь мир обойти.
— Ты войдёшь в мой дом, — заговорил Ян, стерев улыбку и став серьёзным, решительным и суровым. Мы заключали сделку. В этом он был хорош, я — вовсе нет. — И больше не покинешь его. Я стану твоим единственным мужчиной. И останусь им навсегда. Не будет больше никого, кроме меня. Согласна?
Я закусила губу. Вот она, та судьбоносная грань.
— Прежде чем я отвечу, — заговорила я, когда он уже начал терять терпение. — Ответь и ты на мой вопрос.
— Какой?
— Зачем ты приходил ко мне по ночам?
Его брови нахмурились, лицо будто бы стало острее, хотя и до этого, облепленное белыми влажными локонами, оно казалось вылепленным из алебастра неким утончённым художником с идеальным вкусом.
— Это было наказанием. Сперва. Я очень хотел наказать тебя за всё. А потом понял, что мучаю не только тебя, но и себя. Этими короткими визитами я хотел доказать самому себе, что могу легко без тебя обойтись. Что ты мне не нужна и не важна. Но быстро понял — это не так. И уже не смог остановиться. Я не просто хотел приходить, я хотел приходить и оставаться так долго, как это только возможно. Хотел лежать рядом с тобой, смотреть на тебя спящую и знать, что никто не заберёт тебя у меня. Даже ты сама.
***
Город восстановили.
Гриша, как и Дэни, погиб. Роза, конечно же, не умерла. Сбежала. Исчез и Змей, он же Ягуар. Тело Макса, занятое могущественным ацтекским богом с раздвоением личности так и не нашли. Ягуары разделились, часть уехала вместе с Захаром на родину. Оставшаяся часть пришла ко мне и попросила защиты, заявив, что Даниэль перед смертью назначил меня своей правопреемницей. Я пообещала найти им достойного лидера, а пока старалась наладить их быт.
Кенотаф смыло и прибило к берегу, где он и остался лежать на сыром песке. Ян не пожелал забирать его и запретил кому-либо трогать это странное сооружение. Наверное, из-за меня. Чтобы никогда не забывала, на что он способен. Я и не забывала, я прекрасно всё помнила. Мы оба были теми, кем нас создала жизнь. Мы любили и ненавидели друг друга, и, кажется, эти чувства позволяли нам острее ощущать каждую секунду, проведённую вместе. Он знал, что я могу воткнуть бензопилу ему под рёбра, я знала, что он может меня уничтожить. Но мы оба хотели продолжить этот опасный танец по краю лезвия, пусть даже он закончится нашими именами, выбитыми в мраморе. Они обязательно будут написаны рядом, вместе, в одну строку. Потому что мы не способны отпустить друг друга.
Стоя на перроне и наблюдая за суетой людей вокруг, я ощутила вибрацию в кармане. Вытащила телефон и прочитала вслух:
— «Я выхожу замуж. С папой уже познакомила». От Нисы.
— Как ты думаешь, у них получиться? — спросила Фируса, поправляя длинную лямку небольшого дорожного рюкзака, болтающегося за спиной.
— Надеюсь. Во всех сказках есть счастливый конец. У нас он тоже должен быть.
— Не во всех, — поправила меня муза тоном лучшей ученицы в классе. — И ты это знаешь лучше многих.
— Ладно, — закатила я глаза. — Ты права. Но мы хотя бы можем попытаться отвоевать у судьбы своё счастье. А ты? Куда отправляешься?
— Не знаю, — беззаботно пожала плечами муза. — Пока туда, куда собирается прибыть этот поезд, — она махнула на состав, который напоминал длинного ярко-синего червяка. — Сестра тоже едет со мной. Она уже в купе. Вон, выглядывает в окошко.
Я перевела взгляд, куда она указывала, но никого не увидела. Поезд загудел сильнее, будто наращивая обороты, народ на перроне засуетился. Все начали обниматься, прощаться, давать какие-то обещания, махать руками.
Плакать.
— Ты так ей и не сказала, — заявил Ян, в один длинный шаг появляясь рядом, выступив буквально из пустоты.
— Скажу, когда она вернётся, — ответила я, сходя с эскалатора, поднявшего меня на второй этаж здания вокзала, которое были примечательно своими высокими панорамными окнами. Они тянулись от одного края галереи до другого. Частично застеклённой была и крыша, из-за чего пол, по которому мы шагали, устилали ярко-жёлтые квадраты. Сегодня было необычайно солнечно.
— Думаешь, вернётся?