Три поэмы про любовь в эпоху постмодерна
Шрифт:
– Бак, аппараты сами не пишут, к ним нужен человек. Тогда был Игорь, я всего-то отвечала за микрофоны и запись. Это он дорожки и пробы сводил. Такая штука сведение, это знаешь, основное в звучании.
– Но ты, ты же там в студии была с утра, до ночи. Ты знаешь всю эту кухню! Ты знаешь какой звук нам нужен!
Он говорил с таким напором что закашлялся. Я смиренно слушала, не перебивать же звезду, они все такие милые когда так уверенно говорят.
– Я решил, построю студию, покупаю твои ящики, нанимаю тебя. Зарплата за время записи, плюс гонорар за диск. Сводить не получится, можно и на сторону заказать. А так чисто записать, не жалеть времени, никуда не спешить… До вас
Он обрушил на меня весь свой задор. Но что бы вот так, сразу «да», нет я не такая.
– Мне нужен будет помощник. Человек который хотя бы знает с какой стороны в микрофон поют.
– Признаюсь, у меня свой интерес. Помощником будет Данил, мой сын. Подай, принеси, завинти, он готов хоть сейчас, курсы какие-то прошёл. Опыта у него нет, от тебя наберётся. Будем и других записывать. Должность директора студии, как тебе?!
Наверное устал так много говорить, вздохнул и закончил:
– Ну давай, думай. Пока.
Коровин мужик, любую уговорит! Я тоже попрощалась, стояла ошеломлённая напором.
– Что будем делать? Мы в твоём распоряжении.
Спросила вкрадчивым голосом Настя.
Я принесла бумагу, ручку.
– Составим список что тут у меня осталось. Может докупить что придётся.
Настя опять набрала номер:
– Папа! Она согласна!
Теперь я живу на втором этаже дома, где Бак построил студию. Студия на первом, на втором остались спальни, уголок с кухней, а главное чудесная ванная комната. Это был их первый дом. Они стали знаменитыми, пели на стадионах и построили эти хоромы, как им казалось тогда. Для нынешних времён так себе дачка, сиротливо стоит поодаль от их нового трёх-этажного замка. Они присоединили пустующий участок соседа, получился гектар не то леса, не то заросшего парка. Получилась маленькая, их персональная деревня.
Картонные коробки со всякой мелочевкой завалили половину аппаратной.
– Это оставим в аппаратной, это отнеси в студию.
Данил с ужасом посмотрел на мешанину проводов.
– Микрофоны не трогай! Начнём с проводов.
Я ползала на коленях, просовывала кабели в коробку, Данил тащил с другой стороны. Устал мальчик, он-то думал в студии будет ручечки крутить и музычку слушать. Поднялся, поморщился, трёт поясницу.
– Сколько ещё этих кабелей?!
– Последние пошли, всего двадцать четыре.
– Зачем нам двадцать четыре микрофона?
Решила не откладывать его образование с первых минут, а то придётся мне всю жизнь на полу в такой позе.
– Сколько нужно чтоб записать ударные?
– Ну два или три.
– Двенадцать, если по хорошему. Для уличной банды годится четыре, а по хорошему двенадцать. Плюс две гитары, четыре голоса, клавиши, вот и все твои кабели. Надо бы ещё запасных десяток.
Я конечно люблю музыку, работать с музыкантами. Люблю делать хороший звук, выставлять на панели все эти движочки, ручечки. И особенно потом, когда слушаешь запись, и всё так классно, и все говорят – неужели это мы! Не такой уж и праздник, все эти провода и лампочки.
«Эй зафонило, эй не контачит, звук как из жопы, не трогай мою гитару, нажрался с утра, голова с похмелья…» не знаю как там в Лондоне, но у нас без крепкого слова не обходилось. Быстрее бы обучить всем этим премудростям Данила. А для меня останется с утра массаж, причёска, переговоры со звёздами в уютном кабинетике, знаменитости вокруг, улыбаются.
А потом вот так на девичнике:
– Знаете,
И показывать фотки где в обнимку с ними.
Эстетика студий звукозаписи это глухая чернота и чёрная глухота которая съедает пространство. Клаустрофобия и абсолютно сухой звук. Бак конечно не ожидал весёлых декораций, а вот его супруга была поражена обстановкой.
– Чёрные панели стен, чёрный потолок, чёрные коврики на полу… Ему нельзя здесь работать. Эта чернота вызовет депрессию!
Легко сказать депрессию, она пыталась скрыть то, что все и так знают. Эта его болезнь иногда наносила ему нокаут, Коровин проводил в психиатрической палате по три месяца. Проблему с эстетикой решили шесть персидских ковров на пол, занавесочки с напечатанными фотками с их концертов, кожаные пуфики и тумбочки.
– Вот так богатые люди проблемы решают.
Подумала я когда привезли всё это и мне вручили счёт в пол-лимона.
Суббота, у Коровиных в доме собрались друзья, понаехали родственники. Для всех накрыли ужин в большом зале. Настя посоветовала взять с собой что ни будь нарядное для таких случаев. Я не собиралась тягаться с затейливыми одеждами музыкальной элиты. Для сегодняшнего вечера выбрала голубое платье, тем более оно покороче. Как говорила Катя – твоё главное оружие Марина, это ноги!
Майский ветер раздувает шёлковые гардины. Звуки музыки из открытых окон. Меня встретили, провели в большую гостиную размером со школьный спортзал. Многочисленные диванчики с низкими столиками рядом, вот и вся мебель, не считая больших ваз на полу. В одном из углов, окружённый толпой у рояля Бак с гитарой. Узнала только одного, барабанщика из их группы.
Настя увела в свою кампанию. Здесь молодёжь, Данил со своей девушкой, тощий и высокий молодой человек, он оказался мужем Насти. Пока меня знакомили я стояла, потом присела на краешек дивана. Старалась быть похожей на гостей телешоу – сидеть не горбиться, ставить ноги прямо, руки на груди не перекрещивать… Спина затекла, пожалела что пришла в этом мини платье. Сейчас бы развалиться вон в том шикарном кресле, ну не демонстрировать же нижнее бельё в такой компании. Подходили незнакомые люди в немыслимых одеждах. Обнимались, целовались, оживлённо болтали с Настей. Меня она представляла как звуко-режисёра, я не возражала. Пока не сели за стол, обслуживали всю эту разодетую, надушенную невероятными ароматами толпу всего два человека. Паша и Маша катали двух-этажные тележки с бокалами и бутылками всех сортов. Гости угощались сами, некоторые довольно успешно. Здесь же суетилась бригада из ресторана, сооружали длинный стол, расставляли стулья.
Кто-то принёс гитары, барабанщик отстучал ритм ложечками по бутылкам, получилось красиво. Бак ударил по аккордам и пропел, вернее проревел на весь этот зал:
– I can t get no satisfaction! I can t get no satisfaction!
Сначала все притихли, а потом началось! Кто-то захлопал в такт, кто-то засвистел, кто-то завизжал, кто-то нашёл бубен и звенел, носясь по полу среди танцующих. В отличие от простых смертных, тут все пели, звенели и танцевали так, что за них не было стыдно. Всё было в жилу, всё впопад. Казалось даже лучше чем на концерте настоящих Роллингов. Моё сердце билось вслед за аккордами, в груди поднималась волна дикого счастья. Хотела уже было достать мобилу, но вовремя вспомнила предупреждение, здесь не принято снимать ни видео, ни фото. Не то что бы копирайт, а просто дурной тон. К сожалению такое же правило за столом. Поэтому не смогла послать всю эту красоту маме и Катьке, обошлась текстом.