Три поколения

Пермитин Ефим Николаевич

— Вижу, уроки на пользу!

Не ладилось поначалу в бригаде Маши Филяновой. Молодые трактористки, по словам бригадира, «не притерлись еще к машинам». Особенно подводила бригаду Губанюк. Она была местная, и ей все казалось, что наибольшее внимание в бригаде уделяется москвичам. «Спать — не пахать, посмотрим, какие вы в борозде окажетесь. А уж Акулина Губанюк покажет, почем сотни гребешков!» Она была старше других и, как сама думала, опытнее всех. На трактор «ДТ-54» Акулина перешла с машины иной системы и нервничала оттого, что недостаточно хорошо знает «ДТ-54». Один раз она сожгла муфту, в другой раз, подъезжая к плугу,

растерялась, вовремя не отвернула и не затормозила, помяла плуг и чуть не задавила прицепщицу Груню. Это так расстроило трактористку, что она с первого же дня выбилась из ритма и не выполняла норму.

Сразу же уверенно пошли Фрося Совкина и ее сменщица Валя Пестрова. На их машине неизменно развевался красный флажок. Об их успехах веселая трактористка Маруся Ровных ежедневно складывала по частушке.

— Губанюк — жернов на моей шее, — жаловалась Маша Вере.

Вера, как могла, успокаивала подругу. Неожиданный разрыв с Андреем после злополучного концерта, страшные минуты, когда она переплывала разлившуюся реку, три мучительных дня, проведенных в больнице, — все это сильно повлияло на Веру.

Первой заметила в ней перемену Маша Филянова.

— Недешево ей это досталось, — поделилась Маша своими впечатлениями с трактористкой Марусей Ровных. — Зато закалилась. Один древний летописец Малой Азии, живший в девятом веке до нашей эры, рекомендовал такой способ закалки булатной стали: «Нагревать кинжал, пока он не засветится, как восходящее в пустыне солнце, затем охладить его до цвета царского пурпура, погружая в тело мускулистого раба… Сила раба, переходя в кинжал, придает металлу твердость». Наша Верочка чем-то напоминает мне тот кинжал. Словно перешла в нее сила Андрея, и вот она теперь не дает мне покоя с техникой. И вообще дырку у меня в голове сделала. По ее словам, я и бригадой руководить не умею, и воспитанием вашим не занимаюсь. За просвещение девчат сама грозит взяться. И так уж похудела — одни глаза, а еще новую обузу на себя взвалить хочет. Одним словом, бригада для нее как книга, от которой оторваться нельзя.

Действительно, Вера и дневала и ночевала в бригаде. Читала девушкам газеты, книги, вместе с учетчицей оформляла доску показателей, помогала выпускать стенгазету «Новости бригады».

Хорошо! Хорошо! Хорошо и надо. Хорошо работает девичья бригада.

Чего только не было в этих «Новостях»! И юмористическая страничка «Мечты поварихи Кати Половиковой», и портреты отличниц, и карикатуры на отстающих. Сегодня в центре «Новостей» новая частушка Маруси Ровных:

Только Куля Губанюк отбивается от рук. Акулина, подтянись, Акулина, не срамись! Сев окончим дружно в ряд. И поедем на поддержку Мы в шукайловский отряд.

В бригаду иногда наезжал председатель райисполкома, и Маша хвалила Веру:

— Она мне лучшая помощница.

Гордей Мироныч одобрительно смотрел на высокую, легкую, всегда чем-нибудь занятую девушку-агронома. Что-то чистое, светлое было в ее глазах. Такой же свежестью веяло и от всего ее облика. Старик смотрел на нее и многозначительно улыбался в седые усы. Всякий раз, когда

он бывал в бригаде Филяновой, ему вспоминалась собственная молодость и начинало казаться, что сейчас вот он так же беспечно начнет смеяться, как смеялась маленькая прицепщица Груня, перекинется ногами вверх и пойдет на руках, как одетая в комбинезон Маруся Ровных… Вот-вот, словно дым на ветру, улетучится тяжкое бремя лет, былой резвостью нальются ревматические ноги, почувствуют прежнюю силу руки…

Опустив голову, Гордей Мироныч долго молчал, потом взглянул на Машу и сказал с завистью:

— Все вы подобрались тут так, что и не знаю, которая из вас лучше… Одним словом, на старости лет я, как говорят шоферы, но самый дифер врезался в твою бригаду, Машенька. Вот разве эту Акулину — как ее, Грубанюк, Губанюк? — заменить какой-нибудь девахой поухватистей… Ты, Маша, подумай.

Гордей Мироныч нередко задерживался в бригаде девушек, не раз обедал и ужинал с ними. Загадочно улыбаясь, он говорил обычно какой-нибудь из них:

— А ну-ка, тащи из машины на круг бабкины постряпеньки. Она все внучонку Андрюшке гоношила, а вот мы возьмем и съедим, ведь вы мне тоже внучками доводитесь… Ваши бабки далеко, вот и побалуетесь сдобненьким… А Андрею я в другой раз привезу.

Припозднившись, Гордей Мироныч нередко и заночевывал на полевом стане Филяновой. Старик сильно тревожился за исход соревнования и, чем мог, помогал молодому бригадиру.

— Мне кажется, Машутка, у тебя и горючее на исходе, да и с аварийными частями бедновато. Позвони-ка в эмтээс. И поглядим, не лучше ли не с этого, а вон с того края начать залежь? Там, кажись, повыше, землица пораньше обтаяла, да гляди, по мерзлякам не поломали бы лемеха девчата.

Вечерами, после пересменки, Маша иногда проводила летучку.

Пересменка! Час этот всегда полон какой-то своеобразной волнующей прелести. У одних кончается напряженный трудовой день, и они предвкушают радость отдыха; другие, отдохнув, готовятся к ночной работе. Все с нетерпением ждут результатов замера выработки.

Первой подкатила к заправочному пункту с агрегатом сеялок, с развевающимся красным флажком на тракторе белокурая Фрося Совкина. Отцепив сеялки, она оглядела скопившихся у заправочной повозки людей. «Ого, на летучку собираются!»

Сегодня тут и председатель колхоза, строгий Павел Анатольевич Лойко, и смешной толстяк, его заместитель по животноводству, и агроном Вера Стругова, и полевой бригадир, и сеяльщики, и заступающие в смену трактористки, и прицепщицы. «Большой хурал!»

Спрыгнув с заглушенного трактора, Фрося отняла капот и стала тщательно обтирать детали горячего мотора.

Девушка работала сосредоточенно. Казалось, ничто в мире, кроме машины, не занимало ее сейчас. Но она отлично видела все, что делается вокруг.

Рядом встала на заправку машина Маруси Ровных.

— Что же вы, девушки, трактор не обтерли, а уже масло заливаете? — упрекнула Фрося товарок.

Маруся и ее прицепщица, смутившись, тотчас принялись обтирать машину. Работали молча и быстро.

А на горизонте полыхал закат. И поле, и тракторы, и разгоряченные лица девушек отсвечивали багровыми бликами. Над головой — теплые, чуть розовые, меняющиеся краски; небо затягивалось дымчатыми облаками. Между ними в разрывах уже сверкали звезды. Смолкали голоса птиц, вечерняя тишина мягко опускалась на землю. Все отходило ко сну…