Три поколения
Шрифт:
Леонтьеву доводилось слышать фамилию Кожанчикова. Отпустив председателя райпотребсоюза, он взглянул на массивную фигуру франта. «Нахальный тип», — подумал Леонтьев и вслух сказал:
— Прошу садиться, товарищ Кожанчиков, — и вновь указал на стул.
Но тот не сел. Устремив голубые, с синеватым, стальным отливом глаза на секретаря райкома, он сразу же заговорил раздраженно:
— Что значат эти ваши настойчивые домогательства о свертывании посевных площадей? У нас, в краевом центре, эти домогательства расцениваются
— Кто расценивает? — секретарь встал.
Кожанчиков был утомлен ездой в машине в жаркий августовский день, кроме того, из-за этой дурацкой командировки у него срывалась воскресная дружеская поездка на рыбную ловлю. «Теперь уж наверняка опоздаю…»
— Краевое управление сельского хозяйства, товарищ Леонтьев, расценивает! — В голосе Кожанчикова послышались грозные нотки.
Леонтьев отвернулся к окну. Перед его глазами встали и подслеповатый старик из колхоза имени Жданова, умолявший «унизить ржаные планы», и Анна Михайловна Заплаткина с ее шалью, и меднобородый Наглядный Факт, и богатырь Боголепов с неопровержимыми цифрами.
— Простите, — натянуто улыбаясь, Кожанчиков наклонил голову, — но я вынужден говорить резко. Может быть, слишком резко. Что делать, когда некоторые товарищи забывают, что государственный план — закон. Некоторые местные работники требуют снижения плана! Подумайте, можно ли говорить об этом спокойно?
— Товарищ Кожанчиков, — прервал плановика секретарь, — о серьезных вопросах прошу говорить серьезно.
— По-вашему, я говорю несерьезно? — Побагровевший Кожанчиков бросил на стол портфель, трясущимися пальцами расстегнул его и вытащил ворох бумаг. — Вот данные, положенные в основу планирования посевных площадей в вашем районе…
Леонтьев, полистав бумаги, отодвинул их и, сдерживаясь, спокойно сказал:
— Во-первых, у вас количество трудоспособных взято по устаревшим показателям, а сейчас картина иная.
— Позвольте, — перебил Кожанчиков, — но наша техника шагает не назад, а вперед! Вам, как секретарю райкома, должно быть известно, что задания государственного плана строятся на прогрессивных технико-экономических нормах…
— Во-вторых, — не слушая Кожанчикова, продолжал Леонтьев, — в горных колхозах неразумно, невыгодно сеять хлеб, а современную технику применять там нельзя…
— Позвольте…
— В-третьих, там чудесные пастбища и сенокосы, поэтому разумно и выгодно превратить горные колхозы в животноводческие… Ведь вы экономист, товарищ Кожанчиков? Как же вы планируете без учета местных условий?
Кожанчиков сощурился в иронической улыбке.
— Я надеюсь, — сказал он, — вы не собираетесь учить вышестоящие директивные органы?
— Собираюсь, — возразил Леонтьев, а про себя поду мал: «Какой смысл имеет этот разговор?»
За окном сверкал безветренный, знойный день. Тополи были недвижны. На полях решалась
— Планы сева в горах, товарищ Леонтьев, помимо всего прочего, составлены с учетом страховки степных районов на случай засухи. Мы обязаны мыслить широко, по-государственному, а не с вашей маральерожской колокольни…
Но секретарь, казалось, не заметил этого укола.
— И все-таки, товарищ Кожанчиков, мы не перестанем доказывать, что планирование посевов товарного хлеба в горах, без учета экономики колхозов, бессмысленно и даже вредно. И вообще это не планирование, а разверстка. Да, да, казенная, грубая раз-вер-стка!
— Это, наконец, толчение воды в ступе! — закричал Кожанчиков. — Я заверяю: наши планы научно обоснованы в масштабе края… И вы, как партийный работник, не имеете права не понимать этого. «Да он же непроходимо туп… И такие руководят районами! Ну, погоди, мы тебе мозги вправим», — раскалялся Кожанчиков.
Леонтьев взял в руки тяжелое мраморное пресс-папье, нервно повертел его и положил. Попытался заглянуть в глаза Кожанчикову, но ничего, кроме раздражения, не нашел там. «Нет, этого не переубедишь. На таких чинуш действуют только приказы…»
— Я уже дважды просил создать авторитетную комиссию и не отступлю от этого, товарищ Кожанчиков.
— Хоть в третий, хоть в четвертый раз просите, но план подъема целины и вспашки зяби, в том числе и в высокогорных колхозах, потрудитесь выполнить. Повторяю: государственный план — закон!
Продолжать разговор не имело смысла. Леонтьев устало прошел к двери — к вешалке — снял фуражку и сказал:
— До свидания. Спешу на сенокос.
Глава IX
В горячку заготовки кормов, перед самой уборкой ржи, Андрея послали на Всесоюзное агротехническое совещание в село Мальцево, Курганской области.
Андрей вызвал к телефону Веру и закричал в трубку:
— Вера, порадуйся вместе со мной!
— Чему? Чему радоваться, Андрюша? — услышал он дорогой голос.
— Радуйся, тебе говорю, слышишь? — нарочито грозно сказал он и даже топнул ногой. Ему хотелось дурачиться, и он оттягивал сообщение новости.
— Да ну же?! — нетерпеливо спрашивала Вера.
— А что сделаешь со мной, если не скажу?
— А то: брошу силосование и, невзирая на опасность нахлобучки от главного агронома, прискачу в эмтээс и оттреплю тебя, противного, за волосы.
— Скачи, скачи, Вера! Будет очень кстати: на время моей поездки дирекция оставляет тебя за главного агронома. Скачи же, буду ждать тебя с нетерпением у развилки трех дорог.
Девушки бригады Маши Филяновой после ужина обычно занимались кто чем хотел. Вспоминали о Москве, о заводских ребятах и девчатах, вслух мечтали о будущем. Начинала обычно Груня Воронина.