Три покойных кормильца
Шрифт:
– В медицинский! – подтвердил Стас. – Я слышал. Можно продать свое тело еще при жизни. Для студентов! Они потом изучают, что где находится, что где может болеть, что резать надо… Правда, у тебя там и изучать-то нечего.
– Чё?.. Сам ты… Коля, скажи ему, чего он обзывается! – Василий вдруг замер. – Стоп, стоп, стоп, стоп… Так если я, как вы говорите, самый целенький… Может… Так может, я еще в реанимации? А?
– Твоя бухгалтерша сказала, что ты в морге с утра, – сказал Стас.
– Бухгалтерша?!! Да она дура! Дура она! Дура хитрая! Дура она! Дура! Дура! Дура-передура!.. Стас! Ты меня не доводи!..
– А что ты тут тогда делаешь?! С крылышками?! – вскипел Стас. – «Живой!»
– Ладно… – Николай вздохнул. – Полетели в морг, пусть он успокоится.
– «Успокоится»! – ворчал Стас. – Куда уж покойней…
Мужчины обратились голубями и вспорхнули в направлении районного морга.
Мерцающее белым кафелем помещение встретило три души приглушенным светом и гулкой, непостоянной тишиной. Кое-где довольно деловито передвигались женщины в белых халатах и мужчины в прорезиненных комбинезонах, везущие впереди себя всевозможные каталки. Душа Василия довольно долго изучала столики, пока вдруг не сказала потерянно:
– Вот он я…
Василий застыл над собственным телом. Николай и Стас деликатно отошли в сторону и отвернулись. И долго переживали за приятеля, пока за их спинами не раздался заговорческий шепот:
– Мужики, посмотрите, я правильно искусственное дыхание делаю? Что-то не получается.
Николай и Стас довольно быстро удалялись от здания морга. Позади едва поспевал Василий:
– Мужики, да что вы ей богу, я просто попробовал. Мало ли! Я вот никогда не доверял этим… всем этим людям в белых халатах. Помните еще анекдот: «Вы куда меня везете? – В морг. – А доктор сказал – в реанимацию! – Фигня, морг ближе…» Ой… Моя идет.
Николай и Стас невольно оглянулись. Василий с улыбкой уставился в конец аллеи. Было на что посмотреть. Молодая высокая женщина в простом темном платье, с пышной гривой темных волос двигалась к зданию на дивно длинных ногах. Мягко очерченные губы, грустные серые глаза под темными линиями бровей, стройный стан, небрежный, усталый полет руки, а походка!
– Врет, такая не может быть его женой, – сказал Стас. – Точно врет.
Николай не ответил. А Василий медленно направился навстречу женщине. И только когда она уже прошла мимо него, Василий тихонько и как-то безнадежно её окликнул:
– Люсь.
Женщина будто вздрогнула, оглянулась на пустую аллею, чуть помедлила и пошла дальше, к крыльцу морга, на ходу извлекая из сумочки носовой платок.
– Люблю, когда она грустная. Когда она не грустная – она бешеная. Всё в квартире вверх дном! Телевизор – вдребезги! Торшер – вдребезги! Посуда…
– Как это ты такую приворожил? – поинтересовался Стас. Но Василий его не слышал и продолжал: – Ревнивая – жуть!.. Коза. Забыла, как я за неё носы кобелям бил!.. Точно за Пашку выскочит! Эхе-хе… Так на что она меня хоронить-то будет, а? Мужики! Колян, ты у нас самый умный – думай, вон пузо какое. А что это ты у нас такой умный? Наверное, ученого какого-нибудь съел, а?.. А это ты верно сказал – надо нам их обеспечить. Если не на всю жизнь, так хоть на половинку… Крылышки у нас симпатичные трепыхаются.
– Балбес! – отозвался Стас. А Николай посмотрел на уличные часы в конце аллеи:
– В это время я уже обедал.
В Макдональдсе Николая очень заинтересовал процесс потребления народом всевозможных блюд. Мягко помахивая крылышками, они втроем стояли возле одной прожорливой пары. Василий скучал, стоя между Стасом и Николаем. Николай судорожно глотал слюну. Стас был безучастен.
– Господи, как я любил поесть! – горевал Николай. – А картошечка-фри! Да с кетчупом… А еще коктейль, потом холодный сок грейпфрута и кофе-глиссе, и сосиски с собой, много, к пиву, и горчицу. А пиво в банках, запотевших. Здесь пиво не дают, пиво за углом, там Мариша торгует, обсчитывает безбожно, но зато с какой улыбкой…
– Вообще, можно, конечно, труп и продать, – Василий говорил о своём, не понимая гастрономического настроения Николая. – Мне не жалко, но я не знаю, когда лучше продать: до того, как его выпотрошат, или уже после? Там кишки оставляют, или прямо с ними закапывают, а, Стас?
Николай изменился лицом, прикрыл рот ладонью, часто замахал крылышками и медленно поднялся к потоку, а затем через вентиляцию – прочь, на воздух.
– Ты чурбан! – разозлился Стас. – Пошли. Ничего ты не продашь! Мы даже ручку в пальцах не удержим. Вон, тренируйся!
Стас покинул кафе, а Василий воровато оглянулся по сторонам и попытался поднять со стола чужой гамбургер. Ничего не вышло.
– Извиняйте, обжоры! – обратился он к едящим. – Жирное и острое очень вредно. Очень! Ужасно вредно. Так что, приятного вам аппетита и до встречи, любезные. – С этим и удалился.
Никольский собор встретил их раскатистым колокольным звоном.
Николай и Стас чинно перекрестились и вошли внутрь. Василий попробовал перекреститься сначала от пупа ко лбу, потом слева направо, чертыхнулся и отстал – понаблюдать, как осеняют себя крестным знамением вновь входящие. Понаблюдал, отрепетировал, перекрестился грамотно и вошел.
Николай и Стас молча созерцали внутренности собора, пока рядом не раздался восклицательный шепот Василия:
– Ты смотри-ка, сколько их тут, с крылышками!
Вокруг них меж простых смертных бродили и личности с крылышками. К одному из них, седому старцу, Николай подошел и тихо спросил:
– Отец, скажите Христа ради, что делать-то теперь?
Старик пошамкал губами, озорно поглядел на Николая и пояснил шепотом:
– Ну, что… В институты поступай, женись, детишек строгай!..
Николай обалдело уставился на старика:
– Как это?
– А так! Сам-то покумекай! «Что теперь делать»! Ничего не делать! Кто где закончил, тот с тем и осталси! Молиться не запрещают, хотя, я так думаю, не наше это теперь дело. Пускай теперь за нас молятся. А мы уж отмолилися. Мы теперь к Господу нашему ближе всех остальных, теперь уж он с нами решит, раз уж мы пред ним предстали-то! – И старец забормотал что-то, неся ко лбу щепотку пальцев. – А я-то… – вдруг продолжил дед, – я за старуху свою молю, чтоб поскорее догоняла. Нечего ей теперь здеся без меня делать. Семечки во дворе переводить с соседками, а?.. Вот так, сынок.