Три последних дня
Шрифт:
Улыбнулась флотскому. Двинулась прочь. Отправилась пока в казино.
Но уже к часу ночи – когда убедилась, что палубы пусты, – проскользнула на служебную территорию. Забралась на катер, удобно устроилась в трюме на мягком сиденье.
Методике засыпания Таню тоже отчим выучил.
Как и куче других полезных (и не очень) вещей. Свистеть в четыре пальца, например. Безошибочно парковаться задним ходом в гараж. Выйти к жилью в лесу и пустыне.
Когда она была совсем девочкой, Валера не вылезал из своих длительных загранкомандировок. И она верила, что он моряк в долгой антарктической экспедиции. Отчим окончательно сошел
Если разобраться, обожаемый Валерочка на Татьяну, когда она была подростком, куда больше влияния оказывал, чем мать. А может, Танин непоседливый мальчишеский характер сказывался. Ей интересней было с отчимом играть в шпионов, чем с Юлией Николаевной жарить блинчики и менять куклам подгузники. Мать даже нешуточно к Ходасевичу дочку ревновала – да и сейчас ревнует. Таня это знала и потому о своем общении с ним матери часто даже не рассказывала.
…Как порой бывает после морального напряжения и стресса, мысли перескакивали с предмета на предмет. Таня постаралась отогнать их и все ж таки заснуть. Валерин метод был прост, но весьма эффективен. Она смежила веки, представила себе прямоугольник и устремила свой внутренний взор на левую верхнюю вершину. И вдох на четыре счета – взгляд переводится на правый верхний угол, задержать дыхание, опять на четыре счета. Затем глаза мысленно опускаются в правый нижний угол, выдох на четыре счета. И последнее – направляешь взгляд в левый нижний, говоришь себе: «Я расслаблена». И снова по мысленному прямоугольнику: глубокий вдох… И еще раз, и снова…
Тут сердчишко стало успокаиваться. Мысли начали вытесняться равномерным движением глаз под сомкнутыми веками. События двух последних дней пролетели в сознании, уже не волнуя так, как прежде: побег из тюрьмы… перелет на Гваделупу… пленение… пытка… расстрел… мамино временное помешательство… встреча с Майком… проникновение на пароход…
А потом Валерочка вдруг оказался в шезлонге на палубе судна, притом одетый в белое, как стюард. Он курил длиннющую сигару и был с ней похож на Черчилля. И тут он вместе с креслом полетел вниз, в море, и оказалось, что Таня тоже падает рядом с ним… Она дернулась всем телом, на секунду проснулась, а потом поняла, что спит и уже не надо выписывать глазами четырехугольник… И – провалилась в угольную яму.
Февральская стынь к прогулкам не располагала, однако Валерий Петрович решил пройтись. Хотя бы по улице Дзержинского – или как там она теперь называется? Дошлепаю до «Колхозной», подумал он, то есть, тьфу, до «Сухаревской», оттуда поеду к себе на «ВДНХ».
Шел лениво, выглядел со стороны типичным пенсионером, умирающим от безделья. Однако мозг напряженно работал.
Итак, размышлял Ходасевич, у нас есть четыре события, далеко не рядовых. Сперва на собственной яхте убита гражданка Америки Глэдис Хэйл.
В тот же день Садовникова-старшая вместе с Мирославом Крассом посещает дом Глэдис на острове Антигуа. Там Красс убивает немого дворецкого и, предположительно, похищает картины. А чтобы попасть в дом, герр (или пан, или мистер) Красс использует удивительное внешнее сходство Юлии Николаевны с хозяйкой дома.
Далее. Минули сутки, и российская гражданка Садовникова Юлия Николаевна обнаружила труп своего сожителя
Наконец, арестованную вышеупомянутую Садовникову похищают из тюрьмы, при участии ее дочери Татьяны. Похитители, некие Майк и Дэн, а также их главарь Трэвис, готовы пытать обеих, лишь бы узнать, где находятся некие картины. Затем двое подручных, явно по собственной инициативе, вместо того чтобы расстрелять, отпускают двух русских женщин.
А теперь следует разобраться во всем и понять:
Какое событие с каким связано?
И связано ли вообще?
Какое из какого вытекает?
И, наконец, два классических вопроса русской интеллигенции: кто виноват и что делать. А именно:
Кто виноват во всем происходящем?
И что делать Татьяне и Юлии Николаевне, чтобы спастись, а также, по возможности, оправдаться?
Давно. Мирослав Красс
Пожалуй, все последние пятнадцать лет для него стали растянувшимся прощанием с Глэдис. Почему же он так мучительно уходил от нее? Почему не мог расстаться и вырвать из сердца?
Они сбежали, наконец, из ужасной немытой России. Без споров и ругани, более-менее поровну разделили добычу (все в том же доме с башней на Антигуа). И, казалось, разошлись спокойно и навсегда. Их союз все ж таки не выдержал гнета многочисленных обоюдных измен и обид. Теперь они не нуждались друг в друге, как в России, когда ей требовался его язык во всех смыслах этого слова: и изъясняться по-русски, и убалтывать падких либо на деньги, либо на ласки служительниц музеев. А ему требовались ее отвага и не по-женски хладнокровный расчет.
Но теперь совместная работа позади. Можно позволить себе слегка расслабиться. Они оба стали по-настоящему богаты.
Мирослав просчитал (довольно опрометчиво, как выяснилось позже), что денег, полученных за русские картины, ювелирку и антиквариат, хватит ему на всю оставшуюся жизнь. Но то ли жизнь сама по себе вздорожала, то ли он был транжирой, довольно скоро Красс вновь почувствовал себя в стесненных обстоятельствах. А еще понял, что ему не хватает – ее. Не хватает живости, азарта и везучести Глэдис. И тогда… Тогда он попробовал вернуться к ней.
О! Она приняла его, но их отношения… Они стали совсем другими. Теперь он ей был не нужен. Ни в каком качестве. Ни как ловкий соблазнитель, бойко шпарящий по-русски и по-чешски. Ни как компаньон. Ни как любовник. И она очень быстро дала ему это понять. А он… У него не хватило ни воли, ни силы для того, чтобы уйти от нее окончательно. И с каждым днем он все сдавал и сдавал перед ней свои позиции. Ежедневно это было незаметно, однако если брать в масштабе месяца или года, его прогиб перед ней становился очевидным. К тому же ее бизнес шел в гору, а многочисленные его начинания раз за разом оканчивались ничем.
Мирослав был не в состоянии стать холодным по отношению к Глэдис. Стать равнодушным. Он мог испытывать к ней только сильные чувства. Просто знак этих чувств переменился. Был плюс – стал минус. Безумная любовь превратилась в безудержную ненависть.
Состояние это усугублялось тем, что они опять расстались. (Расстались – мягко сказано. По сути, она его выгнала.) И если раньше Красс возвращался к ней, потому что любил, то сейчас ему хотелось вернуться, чтобы доругаться. Заорать! Ударить! Придушить! Отомстить!