Три сердца и три льва
Шрифт:
Какая– то частичка его отуманенного сознания знала, что на сей раз она лжет. Хочет, чтобы не участвовал надвигавшейся битве. А еще хочет его. В конце концов, почему бы и нет? Разве он в этом чужом, незнакомом мире кому-то что-то должен?
– Сколько лет уплыло, долгих лет, – шепнула она. – Вот мы и встретились наконец, а ты меня и поцеловать не хочешь…
– Н-ну, это можно поправить… – пробормотал Хольгер.
Словно нежный, теплый вихрь заключил его в объятья. Ни о чем постороннем он думать не мог. И не хотел
– Ах… – вздохнула она, не открывая глаз. – Владыка мой, целуй же меня
Хольгер притянул ее к себе и краешком глаза заметил что-то белое. Поднял голову, увидел Алианору верхом на единороге. Видимо, девушка отправилась его искать.
– Хольгер! – звала она. – Хольгер, любимый, где ты… ах!
Единорог взвился на дыбы и сбросил ее в траву. Потом убежал, громко, негодующе фыркая. Алианора вскочила, уставилась на Хольгера с Морганой.
– Смотри, что ты наделал! – сказала она по инерции. – Теперь он не вернется!
Хольгер торопливо высвободился из объятий Морганы. Алианора разразилась плачем.
– Убери отсюда эту деревенскую девку! – яростно прошипела королева.
Глаза Алианоры вспыхнули гневом:
– Сама убирайся отсюда! Отойди от него мерзкая ведьма!
Хищно блеснули зубы Морганы:
– Хольгер, если эта худышка сию минуту не уберется…
– Худышка?! А ты – старый кожаный мешок, я тебе выцарапаю твои гнусные глазки!
– Маленькие девочки не должны плакать, – прошипела Моргана. – от этого они становятся еще более вульгарными.
Алианора сжала кулачки, шагнула вперед:
– Лучше уж быть девчонкой, чем ходить с такой шкурой – обвислой, морщинистой!
– Зато твоя шкурка прекрасна. Интересно, где ты раздобыла эти перышки?
– Да уж не там, где ты раздобыла румяна!
Хольгер отошел подальше, гадая, как убраться отсюда живым.
– Ах да, ты ведь у нас лебедица, – сказала Моргана. – Удалось тебе снести наконец яичко?
– Нет. Не умею я квохтать, как иные старые клуши.
Моргана побагровела и быстро зашевелила пальцами:
– Эй, только без этих штучек! – Хольгер прыгнул к ней. Он не хотел ударить, но не рассчитал и налетел всей тяжестью тела. Королева покатилась в траву. Медленно поднялась. Лицо ее вновь стало белоснежным, лишенным всякого выражения.
– Ах, вот даже как обстоят дела… – сказала она. – Вот оно:
– Именно так, – сказал Хольгер, но не знал, правду ли говорит.
– Что ж, отправляйся своей дорогой. Мы еще встретимся, дружок. Моргана расхохоталась, на сей раз довольно гнусно. Взмахнула рукой и исчезла. Ветер с шумом заполнил образовавшуюся пустоту.
Лишь теперь Алианора залилась в три ручья, спрятав лицо в ладонях. Хольгер осторожно коснулся ее плеча. Она отбросила его руку, всхлипнула:
– Уходи! Ступай себе к той ведьме, если она тебе так нравится…
– Я не виноват, – хмуро сказал Хольгер. – я ее не просил сюда приходить. – Уходи, плакать не буду!
Хольгер решил, что у него достаточно забот и без женских истерик. Повернул ее лицом к себе, встряхнул как следует и сказал убедительно:
– У меня с ней ничего нет. Поняла? А теперь пойдешь, как взрослая, или тебя нести?
Алианора всхлипнула, глянула на него широко раскрытыми влажными глазами, медленно опустила ресницы – лишь теперь Хольгер разглядел, какие они длинные.
– Сама
Хольгер раскурил трубку и на протяжении обратного пути яростно пускал клубы дыма. Черт бы их всех побрал! Обнимая Моргану, он почти вспомнил свою прежнюю жизнь. Почти. А теперь воспоминания вновь растаяли.
Поздно горевать, с нынешнего дня Моргана несомненно станет его злейшим врагом. Хотя, по правде говоря, он рад был, что появилась Алианора – еще немного, и он не устоял бы, сдался…
Что хуже, н и не собирался упорствовать. Кто это писал, что нет ничего приятнее, чем вспоминать искушения, которые мы отвергли?
Поздно. Остается идти до конца.
Скрытое в подсознании вдруг напомнило о себе, и он понял, почему убежал единорог. Появление феи Морганы стало последней каплей, переполнившей чашу терпения весьма впечатлительного зверя. Ливнем капель. Он усмехнулся и взял Алианору под руку. Бок о бок они дошли до костра.
Глава 12
Гуги заявил, что самое худшее их ждет впереди, и Хольгер склонен был разделять пессимизм гнома. У них был один конь на троих. Конечно, Алианора могла часть пути проделать по воздуху, но лебеди не могут парить на одном месте, а они не хотели, чтобы девушка от них отделялась. Папиллон был необыкновенно вынослив, но он не мог бежать быстро, неся на спине рослого рыцаря в доспехах, девушку, гнома и все их пожитки…
Выступили на рассвете. Алианора превратилась в лебедя и улетела разведать дорогу. Вернувшись, уселась позади Хольгера, обхватила его за талию (прекрасная компенсация за многие неудобства) и рассказала, куда следует ехать. Хольгер надеялся, что к вечеру они доберутся до перевала, а к завтрашнему утру достигнут населенных людьми мест. Впереди еще много миль по диким чащобам, но Алианора видела несколько расчищенных от леса участков земли, несколько одиноких ферм и селеньиц.
– А там, где живут люди, если только они не разбойники, найдется кусочек священной земли, хотя бы часовенка. А уж к ней большинство наших преследователей и близко не подойдет.
Хольгер спросил:
– Но как же может Серединный Мир захватить земли людей, если любая церковь для них – преграда?
– Он может этого добиться с помощью созданий, которые не бояться ни дневного света, ни молитв – вроде вчерашнего дракона или обладающих душой существ вроде злых гномов. Но их мало, и они слишком глупые, годятся только для мелких поручений. Главной силой Серединного Мира, я думаю, будут люди, выступающие на стороне Хаоса – ведьмы, чернокнижники, разбойники, убийцы, все дикари – язычники севера и юга. Эти могут разрушить храмы и убить тех, кто выступит на их защиту с мечом в руке. Тогда большинство людей разбежится, и не останется ничего, что могло бы помешать голубоватому полумраку разливаться все дальше, на сотни миль. Страны Порядка будут слабеть, не только оружием, но и духом – близость Хаоса вредно влияет на людей, заражает их трусостью, склоняет к подлостям, подталкивает нарушить законы. – Алианора зябко поежилась. – Когда зло окрепнет, даже те, кто стоит на стороне добра, будут из страха пользоваться все более неприглядными методами борьбы, и тем самым откроют злу свои души.