Три смерти Ивана Громака
Шрифт:
– Не знаю, – честно признался подросток.
– Чем ты занят сегодня вечером? – резко поменяв «пластинку», Гущин миролюбиво положил крепкую ладонь на его плечо и повёл к столу. – В картах разбираешься?
– Только в игральных, – вздохнул Иван.
– Приходи перед отбоем. Покажу места, где я бывал в походах.
– Слушаюсь.
– Да и… Ты как к науке относишься?
– Положительно! – встрепенулся Громак.
– Школу посещал?
– Три года – в дур… детдоме.
– После лета определим тебя в четвёртый класс.
– Здесь, на борту?
– Да где ж я тебе на корабле столько учителей наберу?
– Но…
– Никаких «но»! Командиром, как я, как Кравченко – желаешь стать?
– Ещё как!
– Значит, надо продолжать учёбу!
– Есть!
– Читать умеешь?
– Конечно… – даже обиделся Иван.
– На вот – возьми, моя любимая, – Алексей Матвеевич подвёл мальчишку к шкафу, в котором хранилась его личная библиотека, и протянул ему немалой толщины томик.
– Алексей Силыч Новиков-Прибой… «Цусима», – прочёл с обложки Громак. – О чём здесь рассказывается, товарищ капитан второго ранга?
– О беспримерном героизме наших моряков в период Русско-японской войны. Слыхал про такую?
– А то! Мой дед Павло, между прочим, в той бойне самое активное участие принимал. Он даже ногу на фронте потерял.
– Вот как? Значит, тебе это произведение точно понравится, сынок!
– Как пить дать! – заранее согласился Иван.
– Тем более что его автор сам находился в гуще тех событий и знал о них не понаслышке.
– Здорово! – Глаза Громака загорелись. – А кем он был на корабле, товарищ командир: боцманом, канониром или, может?…
– Прочтёшь – узнаешь, – улыбнулся командир [15] . – И тогда возьмёшься за другую книгу. У меня, как ты, должно быть, заметил, их много.
– А можно?
– Конечно, можно! Да, кстати… Ты домой письма пишешь?
– Да как сказать… – замялся Иван.
– Честно.
– Пишу. Но не слишком часто. Последний раз мамку с Новым годом поздравлял.
15
Непьющий Новиков-Прибой одно время отвечал на корабле за… спиртные напитки – матросам и офицерам тогда полагались порции в честь государственных и религиозных праздников; естественно, что Гущин не решился рассказывать юнге о таких «тонкостях» морской службы в царское время. – С.Б.
– А отца?
– Я его почти не помню. Сгинул батя. Уехал на «Беломорканал» – и не вернулся.
– Прости…
Ванюшка нахмурился, но ответил твёрдо:
– Ничего. Я тёртый калач. К слезам, воплям, истерикам несклонный. Абсолютно!
– Вижу…
Любознательный паренёк «проглотил» роман за считанные дни. И с тех пор по праву стал главным посетителем частного командирского книгохранилища.
Алексей Толстой, Александр Грин, «импортные классики»: Жюль Верн, Рафаэль Сабатини, восходящая звезда французской литературы Антуан де Экзюпери, недавно с восторгом встреченный в Советском Союзе…
Однако более остальных поразил юнгу современный советский автор – Александр Беляев. Его научно-фантастический роман «Человек-амфибия» не просто привёл в восторг Громака, но и на долгие годы предоставил ему объект
Частенько Иван мечтал: вот бы самому, как «морскому дьяволу», научиться свободно жить в подводном мире, добывать драгоценные жемчужины, дабы, продав их, обеспечить безоблачное детство тысячам и тысячам таким же, как он, обездоленным мальчишкам и девчонкам.
Это вам не раков в Лозоватке гонять!
А ещё…
Теперь ему хотелось ещё быстрее стать взрослым, мужественным, сильным, чтобы ежедневно отстаивать идеалы добра и справедливости!
Что ж… Именно о таком тогда мечтали миллионы советских мальчишек и девчонок.
Тем временем из невзрачного, не очень пропорционального (длиннорукого и тощего) подростка Иван превратился в статного юношу. Этому в значительной степени способствовала флотская форма, всячески подчёркивавшая его достоинства: рост и выпуклые, окрепшие за лето мышцы.
Среди одноклассников (да и педагогов!) он мгновенно заработал непререкаемый авторитет.
Именно Громаку чаще прочих учащихся стали поручать самые важные, ответственные дела: организовывать сбор макулатуры и металлолома, выпускать стенгазету, защищать честь заведения на всевозможных школьных, а после и городских, соревнованиях.
И он никогда не подводил.
Стал первым «Ворошиловским стрелком».
И первым в своей возрастной группе получил значок «Готов к труду и обороне» наивысшей 1-й степени! А уже через год и вовсе заработал «Отличника ГТО».
Об этих «подвигах» Ивана регулярно сообщали корабельные «Молнии», вывешиваемые в красном уголке крейсера «Красный Кавказ»!
С руководством ВМФ в нашей стране в те годы творилось нечто неладное, непонятное и, прямо скажем, трудновообразимое – даже для видавшего виды офицерского состава.
Иногда очередному командующему советским (красным) флотом удавалось продержаться на своём месте всего несколько месяцев, как, например, в случаях с обоими Смирновыми – Петром Александровичем и Петром Ивановичем. Они друг за дружкой сменили начальника Морских сил РККА Михаила Владимировича Викторова, кстати, также наслаждавшегося высоким положением всего лишь чуть более ста дней – до ареста и последовавшего за ним расстрела.
Правда, их должность теперь называлась по-другому: Народный комиссар Военно-морского флота СССР.
Сразу после однофамильцев главным флотоводцем Страны Советов назначили Михаила Петровича Фриновского, но и он не дотянул на проклятом посту двух дней до полугода…
И только назначение Николая Герасимовича Кузнецова, состоявшееся в апреле 1939-го, наконец остановило эту кадровую чехарду.
На Чёрном море тоже происходили аналогичные процессы.
С 11 января 1935 года по 15 августа 1937 года тамошним Военно-морским флотом командовал Иван Кузьмич Кожанов, после него – до декабря того же года – уже упомянутый Пётр Иванович Смирнов-Светловский, а во времена описываемых автором событий – с января 1938 года – Иван Степанович Юмашев. Все трое – флагманы флота 2-го ранга, что примерно соответствует званию «контр-адмирал» в современной классификации. Применительно к сухопутным силам – нечто вроде командарма второго ранга в то время или генерал-полковника – генерала армии в нынешнее.