Три стильных детектива
Шрифт:
Не успел Виктор опомниться, как его затащили в офис, где сидела пухленькая секретарша, постукивая по клавиатуре печатной машинки.
– Элали! Ты все так же верна своей работе, – заметил он.
– Тем более что отныне это ее священная обязанность. В июне мы поженились, – заявил Антонен Клюзель, жестом собственника положив руку ей на плечо. – Радость моя, у нас больше нет секретов друг от друга, однако если тебе вдруг сию минуту захотелось полакомиться пирожным с кремом, я ничего не имею против.
– Можешь не волноваться, я ухожу, – проворчала Элали, хлопая дверью.
Антонен Клюзель закурил гаванскую
– Поднимем бокал за встречу, приятель! Это две мои маленькие слабости, – заметил он, показав на сигару и бокал. – Жаль только, врачи запрещают! Вот я и нарушаю предписания, пользуясь малейшим отсутствием своей очаровательной супруги.
– Мне кажется, вы в отличной форме.
– Ах, быть и казаться – разные вещи!.. Ну, и на какой след напал сыщик? Не хмурьтесь, ваше появление позволяет надеяться на интереснейшую историю с преступлениями и тайнами.
– Это верно! Я прочел номер «Пасс-парту» за 10 января, и мне хотелось бы узнать подробности этой истории с «Дакаром».
– С «Дакаром»? Покажите… Ах да, припоминаю! Дорогой мой, не верьте журналистам: они наживаются на читательской страсти к грязным историям. – Антонен Клюзель открыл окно. – Вот, скрываю следы преступления, не хочу, чтобы милая Элали читала мне нотации. Устраивайтесь в этом кресле, а то вы так суетитесь, что у меня от вас голова кружится.
– Даю руку на отсечение, вы что-то знаете!
– Не стоит играть с огнем, Легри. К тому же статья от десятого января – это устаревшие сведения, газетная хроника хороша только с пылу с жару. Никто, кроме вас, не собирает старые газеты.
– Ну же, Антонен, я ведь не требую невозможного.
– Опять темная история, Легри? Ну хорошо, сдаюсь. Даже если я ничего не расскажу, вы все равно до всего докопаетесь. Это лишь вопрос времени.
– Что это вы осторожничаете? Ведь я – сама сдержанность!
– А может, я еще сохранил остатки профессиональной этики!
– Из альтруизма?
– Из осторожности, дорогой мой, из осторожности. Вы должны обещать…
– Я обещаю.
– Вирус посчитал благоразумным не тревожить своих подписчиков, я замял дело под давлением военно-морских властей. Но вам я готов предоставить информацию. Какая жалость, с «Дакаром» у нас были бы такие тиражи…
Он приподнял стопку материалов и вытащил из-под нее папку. В папке лежали два листка, которые он и протянул Виктору.
– Читайте, это первая составленная мною версия.
Полиция только что обнаружила, что в Руанском порту осуществляется незаконная торговля предметами, которые справедливо вызывают отвращение у любого порядочного человека. Речь идет о торговле фальшивыми мумиями, которые преступники изготавливают из неопознанных трупов, извлекая внутренности, набивая их бумагой и обматывая бинтами. Кроме того, полиция обнаружила около тридцати мумий животных, в том числе десять кошек. Все они были спрятаны между ящиками с бананами, которые перевозило судно «Дакар». Очевидно, именно так мумии и попадали в столицу. На этот раз намерениям фальсификаторов помешала трагическая случайность: двадцатичетырехлетний грузчик Жан Дуссар, выгружая тюки, случайно поранил руку осколком кости, который прорвал ткань и торчал наружу.
– Сибирской язвы! – воскликнул Виктор.
– Это установлено, дорогой мой. Я сам говорил с этим врачом, и у него не было никаких сомнений.
– А для чего скрывать информацию? Ведь вы даже цензурой временами пренебрегаете!
– Все указывает на то, что сумки, содержимое которых было предназначено для изготовления мумий, побывали в нашей дорогой столице. Сами посудите, что было бы, объяви мы об этом во всеуслышание. Врачам только бы и осталось, что успокаивать бдительных мамаш, которые со всеми царапинами и ссадинами волокли бы своих деток в больницы в ожидании страшного приговора. А полиция! Стоило бы Гюстену или Фифине припоздниться с возвращением домой, как в семействах поднималась бы истерика: все, их ребеночка уже зарезали и выпотрошили!
– А как же этика?
– Этика! Пф! Она тлеет, как эта сигара, а пепел от нее лучше замести под коврик… Будьте так любезны, прихватите с собой этот окурок, а я воспользуюсь вашей газетой как веером, ведь запах никотина должен рассеяться не долее чем через пять минут! Мое почтение вашей супруге.
В конце улицы де Бираг показалась площадь Вогезов. Фелисите Дюкрест жила в верхнем полуэтаже здания восемнадцатого века, построенного из красного кирпича и с островерхой крышей. Кучер гнал фиакр в каретный сарай на улице Беарн, две женщины прошли по саду, прогрохотал омнибус, ехавший по маршруту Бастилия-Ваграм. И Королевская площадь, по которой когда-то прогуливались Нинон де Ланкло, Марион Делорм, мадам де Севинье, Рашель, Виктор Гюго и Теофиль Готье, вновь погрузилась в сон. Три стороны огромного четырехугольника площади были пусты, а вдоль четвертой протянулись скромные лавки – фруктовая, книжная, бакалейная и лавка старьевщика.
Квартира Фелисите Дюкрест состояла из нескольких комнат. Простенки гостиной, когда-то украшенные позолотой, изрядно облезли, а мраморный камин казался неуместно помпезным. Оттоманки, комнатные растения, мебель эпохи Директории и калорифер плохо сочетались друг с другом. В двух спальнях стены были обиты желтым утрехтским бархатом. Служанка в кружевном фартучке хлопотала в довольно тесной кухне, готовясь подать мясной пирог. В гостиной же хозяйка устроила музей: из всей мебели там были лишь несколько стульев черешневого дерева и диван, обитый тканью либерти с цветочным узором. Множество картин висели на стенах, выкрашенных в белый цвет – это сразу очаровало Таша: сдержанная белизна выгодно подчеркивала яркие оттенки полотен.
Особенно она отметила молодую женщину в лодке, в светлом одеянии и в темной шляпке, написанную Ренуаром в начале его карьеры.
– Мне нравятся эти красные и синие пятна на общем зеленом фоне, в этом есть что-то от Курбе, – заметила Таша.
Она надолго остановилась перед фермой, написанной Гогеном на Мартинике в 1887 году.
Вкусы хозяйки были разнообразны, от гравюр Дюрера до карикатур Домье. Другие произведения, более современные, заинтересовали Таша меньше, зато ей очень польстило, когда она обнаружила один из собственных натюрмортов, вазу с грушами и яблоками.