Три ступеньки
Шрифт:
– Ну, что ты всё ворчишь и ворчишь?
– Вера закружилась по комнате.
– Ты пьяная?
– её румяное лицо и лихорадочно блестящие глаза вызывали подозрение.
– Да нет же, дурачок! Просто на площади такую ёлку классную постановили!
– Что сделали? Постановили?
– Ну, в землю воткнули.
Молчу. Говори, не говори – толку не будет. Постановили! Надо же!
– Юрочка, - продолжала Вера, - там такая погода замечательная! Снег как ледушки прозрачный!
– Зима, - возразил я, - это мороз, темнота в четыре вечера и гололёд. А ещё ледяные глыбы на крышах,
– Какой же ты бука!
– она потрепала меня за волосы. Идиотская манера! Ненавижу, когда меня трогают!
Бормоча под нос песенку о маленькой ёлочке, взятой домой из лесу, Вера отправилась в кухню греметь посудой.
– Кстати, - крикнула она через несколько минут, - ты когда последний раз был на улице?
– Лет пять назад.
– Пять лет?
– Вера появилась в комнате, с её рук безобразной белой массой свисала мыльная пена. Отваливаясь неровными кусками, она падала на ковёр, оставляя на нём белёсые пятна.
– Ты чего делаешь?
– разозлился я.
– Зачем столько пены?
– Посуду мою.
– Какую посуду? Она же и так чистая!
– Так Новый год же!
– Вера встряхнула руками, поселив мыльные пятна ещё и на стене.
– Я и окна помыть хотела. А чего ты так долго на улицу не выходишь?
Вот те раз! Ничего, что я в инвалидном кресле сижу?
– Подумаешь!
– улыбнулась она.
– Живёшь на первом этаже!
– А крыльцо?
– Всего-то три ступеньки!
Это для неё всего-то. Даже для трёхлетнего ребёнка не составит труда сбежать по ним, потом взобраться наверх, считая громко на весь подъезд: «Один, два, три». А для меня это горы, Эверест, недостижимая высота...
– Между прочим, - добавила Вера, словно прочитав мои мысли, - я слышала про одного мужчину без ног, который покорил какую-то пику.
(Думаю, она имела в виду пик. Пора начинать составление словаря с вериного языка на русский).
Я промолчал, решив не связываться. Но тут Вере пришла в голову «сногсшибительная идея», и на меня впервые за последние годы обрушилась паника.
– Пойдём гулять!
– объявила эта сумасшедшая девица и принялась рыться в моём шкафу, пытаясь отыскать хоть какие-то зимние вещи.
В конце-концов она нацепила на меня ярко-красный пуховик, девяностого года рождения. Подозреваю, что это тот самый, в котором любила щеголять на даче бабушка. На шее у меня очутился голубой вязаный шарф того же возраста, на голове синяя шапочка с надписью СССР. Ноги согревали бабушкины же войлочные сапоги «прощай молодость».
Вера выглядела не лучше. Как я уже говорил, у неё совершенно нет вкуса. Цыплячьего цвета пальто, красная шапка с огромной розочкой на макушке и зелёный палантин – не лучшее сочетание.
Такими вот двумя пугалами мы и выбрались из подъезда, очутившись на широком в выбоинах крыльце. Откровенно говоря, сопротивлялся я только для вида. На самом деле мне страсть как хотелось снова оказаться на свежем воздухе.
– Ну?
– спросил я.
– А дальше-то что?
– Ерунда!
– расхрабрилась Вера.
– Три ступеньки всего! Сейчас я тебя свезу!
Моё телосложение очень обманчиво. Это только на вид я худой и лёгкий, а
Снег был повсюду – в ушах, глазах, во рту и в карманах. По спине текла противная ледяная жижа. Я чувствовал себя идиотом, и первым моим желанием было прибить эту несносную девчонку, которая вечно всё портила.
– Чудо в перьях!
– захихикала Вера, не дав мне и рта раскрыть.
– Красный пуховик! Ха-ха-ха! Сапоги войлочные! Бабка старая!
– и захохотала.
– Между прочим это ты на меня напялила!
– проворчал я. Чувство злости незаметно меня покинуло.
– А у тебя больше ничего не было!
– Вера слепила снежок, махнула рукой для броска, но не устояла и грохнулась на землю. Настал мой черёд смеяться.
Не знаю, сколько времени мы провели на этом месте, тыча друг в друга пальцами и хохоча до упаду. Никогда ещё я так не веселился.
А потом мы долго гуляли по городу, смотрели на мигающие гирлянды, которыми были украшены улицы. И в душу мою невольно закрадывалось совершенно чуждое мне чувство. Я не знаю, как его назвать. Может быть, счастьем?
Но за все нужно платить. Даже за несколько счастливых часов. Почему всегда после безмерной радости на меня сваливается горе? Как часто бывало, что я, гуляя с бабушкой в приподнятом настроении от яркого солнца, тёплого ветра и запаха сирени, от встречных людей получал лишь оскорбления. Дело дошло до того, что я уже начал бояться собственного счастья. Я шарахаюсь от него как от прокаженного, предчувствуя ту величайшую бурю, что разразится впоследствии. В природе все также. Днем – яркое солнце и чистое небо, вечером – пронизывающий пригоняющий облака ветер.
В тот день оказалось, что если мы с Верой и сумели с грехом пополам спуститься с крыльца, то забраться наверх у нас никак не получится. Мы стояли у подъезда. Стемнело. Я продрог и начинал злиться. А во дворе ни души.
– Может, я тебя на руках донесу?
– предложила Вера и тут же добавила, - согласна, мысль идиотская.
Подъехала машина. Сергей из четвёртой. Вера бросилась к нему.
– Помогите, пожалуйста, - попросила она, - нам только через три ступеньки пройти и всё.
– Делать нечего!
– возмутился Сергей, но потом передумал и затащил меня наверх.
– Носит вас чёрт знает где, - возмутился он, - таким надо дома сидеть и не высовываться! Последний раз. Я вам не нанимался!
Вот тут то меня и переклинило. Я начал кричать. А так как Сергей уже ушёл, вся моя злость досталась Вере.
– Почему ты всё время везде лезешь?
– орал я.
– Чего ты привязалась ко мне со своей дурацкой прогулкой? Ты глупая, наглая, невоспитанная девка! Жил я без тебя и дальше проживу! Незаменимых нет! Какая разница, кто продукты таскает!
Конечно, она расстроилась. Залилась слезами и убежала. Больше мы не виделись.