Три удара колокола
Шрифт:
Улицы были достаточно пустынны, как для вечера. Иногда вдоль домов и заборов крались и пробегали испуганные горожане, мужские компании покрупнее деловито куда-то спешащие с мешками и грубым подобием оружия при виде солдат тушевались и старались поскорее скрыться в подворотнях или в крайнем случае притвориться кустиком - деревцем или таким себе эпизодом ограды. Но военных с вышитой атакующей мантикорой они не интересовали. В одном месте гном рассмотрел основательную баррикаду, перекрывающую небольшую улочку и стоящих на ней людей с вполне боевыми пиками, проводивших их колонну настороженными взглядами. Солнце
В животе у гнома прозвучал довольно громкий и конкретно намекающий звук - словно зевнула жаба размером с приличного волкодава. Ностромо хлопнул себя ладошкой по брюху, будто таким образом пытался напугать голод - чисто рефлекторный жест. Он вспомнил, что за пивом так и не удосужился заказать мяса и поесть, как выражался Ройчи, по-человечески, хотя это утверждение спорное - все расы, разве что кроме высокорождённых, любят набить пузо, но только у подземных жителей не принято говорить о насыщении - "покушать по-гномьи". А у людей всё не как у... разумных. Это говорит о чём? О том, что людям частенько приходится голодать. Конечно, ведь они плодятся, в отличие от первых рас, точно кролики, и попробуй прокормить этакую ораву...
Ностромо услышал смешок, и, подняв голову, наткнулся на привычную усмешку барона. И почувствовал невольное смущение: неужели он таким неординарным образом вывел большого человека из суровой задумчивости?
– Что, светлый, глисты кричат: "Караул!"?
От подобного сравнения в устах рыцаря гном невольно поперхнулся, а предыдущее его смущение показалось смешным и незначительным порывом какой-нибудь благородной и знатной дамы.
– Да уж, я их держу на строгой пивной диете, - буркнул Нострромо.
– Ну-ну, это правильно, - хохотнул барон, - то-то я чую знатный перегар.
– Чувствовалось, что ВерТиссайя в лучшем расположении духа. Ностромо так и думал, что вербарец, будучи человеком настроения, не сможет долго удерживаться в рамках угрюмости.
– Так это они, а не ты требуют похмелиться?
– окончание фразы прозвучало скорее утвердительно, нежели вопросительно.
Подобная глупость вообще не требовала ответа, тем не менее, гном почувствовал, что помимо зевающей жабы в нём поселилась и неимоверная жажда, а благодаря несносному воображению перед глазами чуть ли не воочию появился бочонок холодненького...
Кадык, словно присыпанный песком, сухим поршнем сработал вверх-вниз. Зараза!
– Ничего, - продолжал гудеть ВерТиссайя, - сейчас прибудем, появится у тебя, светлый, возможность промочить глотку и отвлечь чавканьем дракона, что поселился у тебя в животе. Накрою тебе поляну, так и быть. Запал мне в душу товарищ твой здоровый...
Гном скривился, словно в рот попала дохлая крыса, опустил голову. Вряд ли вербарец в приближающихся сумерках заметит его реакцию. Но, ей же, Дравин! Сколько об этом можно напоминать?! Если бы не Рохля, которого, кстати, бойцы барона при встрече вначале изрядно поколотили, барон так бы и бросил его подыхать на мостовой? И тёмных не отогнал?
Но точно, не стоило гному чересчур зацикливаться на этом или копить глупую драконью обиду. Так уж устроен ВерТиссайя, что будучи немалых габаритов и не обделённый силушкой, любил привечать
По оживлению солдат гном понял, что они наконец-то приближаются к цели и вздохнул облегчённо: помимо всех прочих желаний, очень хотелось уронить задницу на крепкий табурет и протянуть натруженные ноги, а то и башмаки стянуть, если у случайных соседей окажется крепкий непритязательный нюх, а то он сегодня изрядно истоптал столичные улицы, к тому же оббил собственным многострадальным телом брусчатку, не считая иных физических нагрузок.
Честно говоря, голова и так битая, едва варила, одна надежда на пиво, буде то окажется в казармах в достаточном количестве - возможно тогда мыслительные процессы оживятся и подкинут нечто оптимистичное. А так, раз уж и день клонится к закату, то может стоило уговорить здоровяка - вербарца не торопиться, да и упасть на сладкий солдатский тюфяк, да давануть неопределённо большое количество времени... Зачем тащиться в ночь по сошедшему с ума городу? Неровен час можно нарваться на неприятности: арбалетный болт и случайную стрелу ещё никто не отменял, если мишень так и мозолит глаза.
Надумав так, Ностромо прямо-таки ощутил, как отяжелели конечности, голова, будто набитая рудой, продавливала плечи, а башмаки словно нажрались драконьей мостовой.
Занятый чутким прислушиванием к себе бедному и несчастному, Ностромо не сразу обратил внимание на странное затишье при въезде на территорию полка. Ясное дело, что фанфары и барабаны вкупе с кружкой доброго пива, поднесённые с дороги - лишнее для совсем недавно отбывавшего командира. Но хотя бы бряцнувший для порядка оружием караул или рык дежурного сержанта - офицера... Несколько солдат с ничего не выражающими лицами и будто онемевшие.
Уже изрядно потемнело, и въезжающая на широкий прямоугольник между вполне стандартными коробками казарм колонна отсвечивала отражённым от доспехов огнём разложенных по углам больших костров.
По показному безразличию вербарца Ностромо понял, что происходит что-то не то. Даже с учётом того, что приближалось время сна, всё равно должно было быть какое-то оживление. Тем более, вернулись свои из рейда по спасению товарищей, пусть и фактически безрезультатного - но ведь этого никто не знает. Также нужно учитывать взбунтовавшийся за периметром город, и количество караулов и патрулей, естественно, должно быть удвоено, а то и утроено.
Шедшая впереди колонной полусотня выстроилась, и сержант что-то негромко и устало втолковывал, потом махнул рукой, судя по всему дублируя команду: "Разойдись", но ВерТиссайя неожиданно поднял руку.
– Стой!
– басовитая команда прозвучала неожиданно громко.
Эхо заметалось среди каменных стен, как мячик. И словно сквозь него донёсся дробный цокот множества подкованных копыт.
Барон настороженно прищурился, рука потянулась к оружию. Но тут он увидел, кто выезжает из-за штабного дома. Сморгнул, облегчённо выдохнул, но ладонь с рукояти меча не убрал.