Три удара колокола
Шрифт:
– Про себя говори, - буркнул эльф, молча наблюдавший всю сцену невдалеке. Амазонке показалось или нет, что во взгляде высокорождённого мелькнуло неодобрение?
– ... или не превратили в ледяные статуи, чтобы отбивать потом по кусочку и использовать, как леденцы. Объясняй им потом, непутёвым, что от этого горло можно застудить...
Ошеломлённая Деметра смотрела в неспешно удаляющиеся в сторону бокового коридора спины наёмников, слышала потихоньку затихающий вполне серьёзный голос - тот будто бы обращался к невозмутимому эльфу, который в это время достал из колчана стрелы и сейчас их перебирал - и не могла понять, на каком она небе? Понятно, что возмущению не было предела: сравнить её с гоблином (?!),
Неожиданно она ощутила прямо проиивоположные недавней меланхолии чувства. Она была... бодра и энергична, апатия и выглядывающее из-за ближайшего поворота усталое равнодушие как корова языком слизала. И это несмотря на неудачный для неё разговор... Чудеса... Ну, наёмник, ну шельмец...
А тот, словно почувствовав её взгляд, приостановился на удар сердца, обернулся, моментально найдя её глаза, и бросил громко напоследок, уходя в коридор:
– И не растёшь, потому что не ешь нормально!
– отвернувшись, заржал в полный голос, словно и не находился в тылу врага.
Она несколько долгих ударов сердца смотрела в опустевший зев коридора, откуда всё это время доносился противный, но что и говорить, заразительный смех. Потом растерянно оглянулась, ловя внимательные и сочувствующие, но слава Единому, без намёков на усмешки или иронию взгляды... Она почувствовала себя маленькой девочкой, первой защитной реакцией которой было бы - расплакаться. Но, конечно же, она не могла себе это позволить - слабость сейчас неприемлема и непростительна.
Ну кто, скажите на милость, будет после этого утверждать, что мужчины - нормальные, адекватные существа?! Издеваться над... девушкой, и не испытывать при этом никаких угрызений совести - это просто... чудовищно!
Она заметила потемневшие от гнева глаза маркиза - тот, как и принцесса с эмиром, находился далековато, вряд он много услышал, но по состоянию девушки понял, что грубый наёмник опять наступил своим тяжёлым и грязным сапогом на милый ему цветок и порывался подойти утешить амазонку. Но Лидия правильно истолковала взгляд подруги: ещё один мужчина рядом, да ещё исходящий жалостью, будто свеча воском - это уже перебор, и движением руки остановила того... Даже терзания Фиори сейчас не очень заботили Деметру.
– Не обращай внимания, - вдруг услышала тонкий девчачий голос сзади и немного раздражённо - как же, не дают насладиться обидой, обернулась.
Там стояла Руфия, младшая принцесса, злиться на которую даже за её недетский понимающий взгляд и с громким хрустом поедаемое яблоко не было смысла - во-первых, девчонка столько пережила, во-вторых на неё в принципе невозможно было злиться... ну и в-третьих - права она была.
– Наёмник - он такой...
– поджала губы, задумавшись и перестав жевать, - как погода. Его и воспринимать надо так: пасмурно, идёт дождь, значит мокро и нужно надеть плащ, снег - нечего хорохориться, поддеваешь шерстяную безрукавку, иначе точно задубеешь. А светит солнце - ну и слава Единому, погреемся...
Деметра поразилась столь интересным и... взрослым мыслям принцессы. Она естественно была наслышана о младшей сестре Лидии, но вот так лицом к лицу пересекалась впервые.
– Как говорит Уритайя: "Неизбежность - это всего лишь закономерность", - сказала она непонятно, вновь принимаясь за яблоко.
Вдруг вновь остановилась, внимательно изучая только что откушенный участок. Перевела серьёзный взгляд на продолжающую по инерции смотреть на неё Деметру.
– А ещё он
Уточнять, кого она имеет в виду, не нужно было, но сама идея показалась такой... многообещающей, что амазонка тоже невольно улыбнулась в ответ. И почувствовала, что груз неприятностей и недовольства собой, неподъёмный, как казалось, раннее, тает будто снег ранней весной. Она вздохнула свободно, как-то по иному, по-дружески (по-настоящему!) глядя на симпатичную и тонкую девочку.
– Дождётся он, что раскусим мы его вот так...
– указала на замершее в ладони наполовину съеденное яблоко, - легко.
– Ага.
Тяжело раненые девушки умерли так и не придя в сознание. Обнаружил это всё тот же Ежи, который не мог долго находиться на месте и кочевал по помещению, подсаживаясь даже к Лири, на что, как ни странно, неприветливый бородач отреагировал добродушно - они обменялись ничего не значащими шутками, после чего рыжий, хлопнув товарища по плечу, двинулся дальше. Таким же образом он подсел к задремавшей было - нога чуть поутихла - Тамаре, и очнувшейся от внезапного ощущения взгляда. Она как-то вдруг поняла, кто сидит рядом, и не торопилась демонстрировать своё возвращение в явь - приятно было ощущать тепло, исходящее от сидящего рядом благожелательного и вообще приятного в общении человека. Ей даже было как-то всё равно, как она выглядит: симпатично ли, всё ли на своих местах, не открылось ли чего лишнего, волосы ли в порядке - всё это стало несущественным в сумерках осаждённого места. Да и хотелось думать, что вряд ли молодой наёмник обращает внимание на такие мелочи, скорее, видит человека - без разницы, мужчина ли, женщина - как-то целиком, таким, какой он есть, сквозь броню поверхностных, специально выставленных эмоций и чувств...
А потом всё это исчезло. А пару ударов спустя прозвучал такой тяжёлый вздох, что Тамара невольно открыла глаза и поразилась грусти, застывшей на профиле наёмника. Он перевёл какой-то невидящий, отрешённый взгляд с заострившимися, вобравшими более, нежели обычно теней, черты лица и сказал:
– Их больше нет.
Девушка как-то сразу поняла его. Первый импульс - привстать, проверить, удостовериться она подавила. Чуть позже она посмотрит...попытается посмотреть на подруг, а сейчас сердце, неровно дребезжащее в груди, должно утихомириться... Может быть потом, если, конечно, это "потом" будет, она найдёт минутку и поплачет, а сейчас в море горя ещё одна капля, пусть и очень горькая, была уже не столь ощутима...
Но вот хотя бы с появлением забытого хода появилась слабая надежда. Надежда ещё повоевать, а не сдохнуть подобно грызунам в мышеловке.
Разобрать кладку после точного и тяжёлого удара Лири, первого выбитого кирпича и сеточки трещин, оказалось задачей кропотливой, но выполнимой, чем и были заняты свободные от наблюдения девушки и Кол с Брадой. Тамару, порывавшуюся помочь, быстро и бесцеремонно отправили на лежанку отдыхать, набираться сил и... страдать. Ежи, помощи от которого с его левой рукой тоже было мало, заменил амазонку у бойницы. Лири, будто выполнивший свою миссию, вновь уселся любовно затачивать пострадавшую от соприкосновения со стеной секиру. И какое-то время в помещении наступила относительная тишина, прерываемая шуршанием, негромкими ударами и ругательствами. Ну и в воздухе отчётливо прибавилось пыли - работающие у расширяющегося пролома стали чихать, вначале сдерживаясь, а потом уже не стесняясь. Собственно, вряд ли даже самый нескромный кашель способен был долететь до караулящих их постовых и вызвать приступ острого любопытства с последующим докладом старшему о подозрительной возне.