Три влечения Клавдии Шульженко

Скороходов Глеб

Ведь если исходить из современных требований телевидения и зрителей, прирученных им, рассказ нужно было бы построить по схеме «несчастная судьба актрисы». Материала с этой точки зрения хватило бы с избытком. Стоило только сосредоточиться на нем, отбросив творческие аспекты. И «опорными» фактами стали бы:

1. Сиротская юность (Шульженко рано потеряла мать) и ненависть к большевистской власти, в Гражданскую войну которой погиб брат Клавдии Ивановны – Николай.

2. Жестокость отца, запретившего восемнадцатилетней дочери ехать на гастроли с театром Синельникова и тем самым разрушившего ее артистическую карьеру.

3. Гибель первой любви Шульженко, жениху которой

угрожал револьвером наглый Коралли.

4. Ужасающий случай с певицей в 30-х годах, когда на гастролях в Средней Азии ее жизнь подвергалась смертельной опасности: зловредная мошка укусила ее в щеку, и место укуса долго кровоточило, заставив обессиленную Шульженко прекратить выступления, и в конце концов оставило на веки вечные миллиметровый шрам на ее лице.

5. Несчастная любовь к композитору Илье Жаку – тут уже поле, где разгуляться, представилось бы особенно широким.

И так далее…

Не вступая на высокорейтинговый путь, расскажу, как накануне серебряной свадьбы рухнул брак с Владимиром Коралли, ушедшим к другой – молодой танцовщице мюзик-холла. Клавдия Ивановна не любила говорить об этом, но иногда вспоминала, какие последствия вызвала эта не такая уж невероятная ситуация.

Владимир Филиппович срочно разменял их трехкомнатную квартиру на улице Алексея Толстого, в одну из комнат вселилась семья с ребенком, и Клавдия Ивановна оказалась в коммуналке. Есть мужчины, что, покидая жен, берут с собой по-джентльменски только чемоданчик с личными вещами. Коралли – не из них. Он начал дележ имущества. Обеденный сервиз на 24 персоны: половину – тебе, половину – мне. Столовые приборы: 12 – тебе, 12 – мне, рюмки, бокалы, салатницы и вазы – то же самое.

– Может быть, и мои сережки поделим: одну – тебе, одну – мне, – предложила Клавдия Ивановна, молча наблюдавшая за дележкой…

Она осталась одна. Гоша к тому времени женился. Рядом были только костюмерша, преданная ей, да пес Кузя, души не чаявший в хозяйке. Она старалась держаться, продолжала работать, заниматься у рояля, пыталась разучить что-то новое.

Однажды, собравшись на концерт в Доме журналиста, вышла из подъезда, Кузя бросился к ней и попал под машину. Когда она принесла его домой, он еще дышал. Зарыдала она в голос – наверное, от всего, что случилась с ней в последний месяц. И не могла успокоиться. Я прибежал из Дома журналистов, где объявили об отмене концерта. Вызвали «Скорую», сделали укол, но слезы еще долго душили ее. Врач-ларинголог, пришедший на следующее утро, установил диагноз: несмыкание связок. Страшная болезнь, нередко приводящая к полной потере голоса.

А тут еще газета, сунутая в почтовый ящик добрыми руками, с фельетоном «Тузик в обмороке», обвинявшая певицу в неуважении к зрителю: «Как можно из-за собачки сорвать концерт!»

* * *

Больше года Шульженко не пела. Помогли выкарабкаться сын, его жена, друзья, поэт Борис Брянский. Он написал для нее грустные стихи:

Не надо! Возвращаться к прошлому не надо.Пускай нас оно не тревожит:Воскресить его ничто не сможет.

Этот монолог с музыкой Юрия Владимирова стал первой записью, что после долгого перерыва сделала Шульженко для пластинок. И так уж получилось, что на другой стороне диска оказалась песня Александра Рязанова на стихи Николая Коваля «Все проходит».

Все проходит: пора мечтаний,Часы свиданий, боль разлук.Все

проходит, воспоминанийПоблекший тает круг…

Песня, как это не раз бывало, снова спасла ее.

* * *

История, которая последует ниже, выглядит неправдоподобно. Я бы усомнился в ней, если бы не знал ее участников. Во всяком случае, утверждение фаталистов – «Ничего случайного в жизни не бывает» – она подтверждает полностью.

Георгий Кузьмич Епифанов – человек замечательный. Он окончил ВГИК в 1940 году, с начала войны стал рядовым фронтовым оператором, одним из тех, кто был на передовой, как говорится, в гуще боя. Впрочем, очевидно, считался не совсем рядовым: его съемки вошли в знаменитый фильм Юлия Райзмана «Берлин», а после войны он снял больше десятка документальных лент, получил звание заслуженного деятеля искусств РСФСР и Серебряную медаль имени Довженко.

Об этом написано в энциклопедическом словаре «Кино» – честь, которой удостаивается далеко не каждый оператор. В словаре не сказано о другом.

С послевоенных времен Епифанов ходил на все новые программы Шульженко. И не один раз. За 15 лет собрал пачку программок. На каждой из них аккуратно отмечал, где и когда слушал певицу, в каком порядке она пела ту или иную песню и были ли среди них такие, что не объявлены заранее, в каком туалете появлялась она в первом отделении, в каком – во втором; подобным описаниям позавидовали бы модельеры. И на каждом концерте подносил Шульженко цветы, вкладывая в букет записку с благодарностью. Но и эти записки, и поздравительные открытки, что он слал ей к праздникам, из-за стеснительности никогда не подписывал. И не пытался с ней познакомиться.

В то лето (прошло два года после развода с Коралли) Клавдия Ивановна отдыхала под Москвой, в санатории имени Артема.

– Я себе не поверил, что впервые вижу ее, не отделенную от меня рампой сцены. Вот она рядом, как говорится вплотную, – рассказывал Георгий Кузьмич. – Я боялся этой встречи, но когда нас познакомили, Клавдия Ивановна внимательно слушала меня, всячески поддерживая разговор. Мы стали часто встречаться, и темам для бесед, как выяснилось, не было конца.

А дальше случилось так. Однажды – это было 2 августа 1956 года – я должен был поехать на своей машине домой. Клавдия Ивановна спрашивает меня:

– А у вас найдется свободное местечко? Мне тоже надо в Москву.

– Для вас?! О чем тут говорить, – рассмеялся я.

Вот мы приехали в город. Она пригласила меня к себе. И тут началась необычная гроза. Природа бушевала. А Клавдия Ивановна сказала:

– О, это предвестие чего-то! Необычного.

Мы посмеялись, но так оно и произошло. Ужиная, за разговором не заметили, как пролетели часы. Гроза и дождь давно прошли. И тут Клавдия Ивановна говорит:

– Ну что же, решайте: или уходите, или оставайтесь.

Я размышлял недолго, остался. Как потом выяснилось, на восемь лет. На протяжении их я, еще находясь на земле, узнал, что такое рай. Но мне удалось познать и что такое ад. Она была не простым человеком – и легким, и сложным, и противоречивым, и отзывчивым, и добрым. А порой была такой крутой женщиной!..

Я часто видел их вместе – и на концертах, и на записях. Случалось, Георгий Кузьмич, если мог, сопровождал ее в гастрольных поездках.

Помню, Клавдия Ивановна приготовила две новые песни – «Если вам ночью не спится» Аркадия Островского и «Старый друг» Бориса Фиготина. Звукорежиссер Виктор Бабушкин, один из лучших мастеров своего дела, уговорил Шульженко попробовать спеть их «методом наложения», тогда только входившим в силу: