Три войны
Шрифт:
— Вириэль, зайдешь ко мне через час. — Эваэль отловил в толпе мага.
— Хорошо, что-то срочное?
— Да, седлай своего трокса.
Ровно через час под корнями родового меллорна старшины нарисовалась долговязая фигура главного поселкового мага. Вириэль привычно поклонился священному древу, дающему жизнь и приют семье старого эльфа, провел рукой по толстому шершавому корню и остановился у порога. Заходить в дом без старика было чревато, лечиться потом от ран, оставленных когтями Мимив, ему совсем не улыбалось.
— Заходи, — послышался надтреснутый голос.
— Что думаешь? — наливая гостю ароматный
— Он дракон, сомнений больше быть не может, — подхватив пиалу из обожженной глины и пригубив напиток, ответил маг.
— Тоже мне, меллорн он взрастил, — усмехнулся старшина. — Я давно перестал сомневаться в этом. Ты мне о другом скажи…
— Он не играл, Эв, Андрэ действительно не знал языка, а то, как он иногда путался в элементарных вещах, вообще не подлежит описанию. Сдается мне, что его и правда запихнули в дугар. Видел у него татуировку на плече?
— В том-то и дело, Вир, что за всю мою долгую жизнь я ни разу не слышал, чтобы драконов сажали в дугар. Ни разу! Что он натворил и почему император решил выбрать такое наказание?.. Почему Андрэ скрывает вторую сущность и прячется под коконом щитов? И еще эта сведенная татуировка… Собирайся!
— Куда?
— Поедешь к Великой Матери. — Эваэль открыл маленькую шкатулку и достал из нее небольшой информационный кристалл. — ЭТО отдашь лично в руки правительницы миур, скажешь, что от меня. Как активировать кристалл и пароль доступа она знает.
— Серьезная каша. Ты уверен?
— Уверен, так же как и в том, что император на нас нападать не будет. Ему нужны северные, загорные провинции князя.
— Хм.
— Не хмыкай. Еще чаю?
— Пожалуй. Что передать на словах?
— Ничего на словах передавать не надо. Это не недоверие, я за тебя беспокоюсь, так ты целее будешь. Если правительнице что-нибудь понадобится, она сама у тебя уточнит.
— Когда ехать?
— Как допьешь чай, а если серьезно, еще месяц назад надо было…
Андрей погладил хасса по шее:
— Не отставай, Уголек!
Черный как смоль четвероногий транспорт чуть повернул голову и скосил глаз на говорившего. Наездник сунул руку в переметную суму и достал узкую полоску сушеного мяса. Резкое движение головой, громкий щелк челюстей, ящер проглотил угощение.
— Хватит, потерпи до привала.
Андрей дотянулся рукой до надбровных дуг животного — одного из самых нежных и уязвимых мест бронированного чешуйчатого создания, и почесал хасса. Уголек довольно хрюкнул и вывалил язык: точь-в-точь собака, млеющая под рукой доброго хозяина. Верховой ящер был удивительно добродушной тварью и никоим образом не походил на оставленного в Ортене Снежка. Черный цвет чешуи подаренного Эваэлем создания был как насмешка над этим веселым когтисто-чешуйчатым «щенком».
— Вперед! — пришпорил бока Андрей.
Хасс, выпустив когти, припустил вдогонку за основным отрядом.
Через два поворота лесной тропы показалась трокса Ании, степенно плетущаяся за птицей Твигара. Эльфийка, заслышав легкую поступь ящера, поудобней перехватила арбалет со светящимся ровным матовым светом болтом, мало ли что, и обернулась. Завидев шкаса, она переложила оружие поперек седла и отвернулась. Сида тяготилась навязанной ей ролью няньки недоделка и до дрожи в коленях, как и весь отряд, ненавидела его постоянные отлучки и отставания. Беспокойся еще о недоумке…
Ания оказалась представительницей ветви эльфийского племени, расселившегося в невысоких
— Не отставай, — не оборачиваясь, бросила девушка.
— Хорошо, — в сотый раз за день буркнул Андрей. Твигар презрительно сжал губы в узкую полоску. Шишка на его лбу давно сошла, но дракон не забыл позора. Пока он принял на себя вирк Илирры, его можно не опасаться, но вот потом лучше не поворачиваться спиной… Парнишка не из злопамятных — отомстит и забудет. Полторы пятины прошло, а он все не угомонится…
Ветер, разгоняя дневной зной, принес с собой прохладу близкой реки. Почуяв влагу, троксы пошли быстрее. Уголек был солидарен с пернатыми, прибавив ходу, он пристроился за птицей эльфийки.
Трокса Ании, словно голубка, при каждом шаге водила корпусом из стороны в сторону, вместе с трехсоткилограммовой птахой повторяла траекторию затянутая в кожаные штаны округлая упругая попка сиды. Глаза Андрея, зацепившись взглядом за пятую точку наездницы, повторяли раскачивающийся маршрут.
Ания ощущала на себе заинтересованный взгляд шкаса, кончики ее острых ушей постоянно вспыхивали бордовым цветом, но на каждый оборот назад наглец смотрел куда угодно, но только не на нее. Стоило ей отвернуться, и все возвращалось на круги своя — чужой взгляд тут же начинал сверлить спину. Эльфийка резко обернулась.
— Что смотришь? — накинулась она на Андрэ, который в этот раз не отвел взгляд, продолжая спокойно смотреть на девушку.
— Ты красивая, — неожиданно ответил шкас, придержав хасса.
Ания покраснела как перезрелый фрукт, приготовленные гневные слова застряли в горле. Все, что она хотела высказать наглому недоделку, разбилось вдребезги, девушка сглотнула, еще раз посмотрела на Андрэ и отвернулась.
Недоделок не насмехался и не врал, эльфийка умела читать по лицам, у нее были хорошие наставники. Два века, проведенные во дворце князя, где невозможно было увидеть настоящих лиц и чувств, которые были скрыты масками и личинами лжи и обмана, а под первым слоем оказывался второй, а то и третий, и приходилось прилагать максимум усилий, чтобы понять настоящие чувства обитателя или гостя княжеских палат. Шансов отточить свои умения было предостаточно. Жизнь научила ее читать каждый жест, взгляд, полутон в голосе и еще десятки мелких деталей. В ситуации, когда аура собеседника скрыта щитами воли или замещена на чужую, а лицо соревнуется по неподвижности с камнем, она ловила каждый жест, слушала биение чужого сердца, обращала внимание на пот и подергивание кожи — мелкие нервные импульсы порой выдавали собеседника с головой. Сам князь ценил ее умение, на больших приемах она следовала за властителем тихой тенью и оценивала, оценивала, оценивала. Оценивала всех, нашептывая в горошину переговорника свои наблюдения. Порой ей было подвластно то, чего не мог сделать эмпат или псионик, ведь магия надежно блокировала от посяганий на волю или вмешательство в чувства, тут-то власть имущие вспоминали о хрупкой Ании. Ее не любили, но мирились, как мирятся с неизбежным злом.