Три юных пажа
Шрифт:
— Живой, — констатировал Олег и разжал пальцы. — Да я ж ничего такого и не хотел… так, прядь волос для медальона…
— Сволочь этакая, — брюзжал Лутовкин, ощупывая свою поруганную бороду. — Половину выдрал, гад!..
— Ха-ха-ха! — серебристо засмеялась Женя.
Лутовкин повернул к ней перекошенное лицо.
— Ну, ты! — рявкнул он. — Дар Валдая забацанный!
Он бушевал бы еще долго, но друзья подсели к нему с двух сторон, уговорили, утешили, как могли. Женя принесла зеркальце и сама расчесала Лутовкину бороду, только тогда он успокоился.
А
— Танцуют? — спросил он, кивнув на дверь.
— Нет, на диване сидят, — ответил Олег, — беседуют.
— Эта своего не упустит, — сказала Женя.
Лутовкин взглянул на нее, хотел что-то спросить, но не стал. Он всё ещё сердился на Женю: сорвала такую потеху!..
Однако та же мысль, видимо, пришла в голову и Олегу.
— Не упустит? — с сомнением переспросил он. — Вот уж не предполагал, что в женском мире на Савосю повышенный спрос.
— Ну как же, — сказала Женя. — Такого помучить — одно удовольствие. Альбина свежатинку любит. Чтоб мясо — так с кровью.
— Ты же ее сама сюда привела, — резонно заметил Лутовкин.
— Сама! — возмутилась Женя. — Да ей только свистни, среди ночи, задрав хвост, куда угодно помчится.
— Так не свистела бы!
— А откуда мне было знать, что вы тут мальчика припасли?
— Ну, я на это дело смотрю широко, — солидно сказал Олег. — Все мы, как говорится, не херувимы. И не вижу ничего страшного, если ребята какое-то время попользуются друг другом, расширят, так сказать, кругозор. Колоду надо чаще тасовать. Вон бразильцы — какой красивый народ! А отчего? Да оттого, что хорошо перетасовались.
— Иди ты со своими бразильцами, — сердито сказала Женя. — Сам ты бразильский индюк. Я дело говорю, а он ерунду какую-то бормочет…
— Я, сестричка моя, о друге забочусь, — внушительно возразил Олег. — Тебе, глупой женщине, этого не понять.
— О друге, — передразнила Женя. — Считай, что скисла ваша дружба. Пузырями пошла.
Олег нахмурился.
— Это еще почему?
— А ты подумай, — злорадно сказала Женя.
Наступило молчание. Олег думал, а Лутовкин смотрел, как он думает. Лутовкину, как ни странно, стало обидно за свою Надежду: эх, Сева, Сева, на кого променял! На первую попавшуюся дешевку. Друг семьи называется… Лутовкин попытался представить, как Сева является к ним в гости с Альбиной и они садятся расписывать «кинга» вчетвером. Нет, это было решительно невозможно.
— О господи! — Женя вздохнула. — И до чего ж эти мужики тупоумные! Знаете, что она сейчас делает? Она ему рассказывает всю правду про вас.
Лутовкин встрепенулся:
— А что она ему может рассказать?
Женя хихикнула.
— Ангелочек, пупсик! Известное дело, что. То, чего ты больше всего на свете боишься.
— Да ничего я не боюсь, — с досадой сказал Лутовкин и откинулся на подушки. Однако нос его беспокойно заострился.
— Нелепое лепишь, — задумчиво
— А затем, — торжествующе ответила Женя. — Такая наша бабская технология. Если хочешь голову мужику заморочить, то сперва надо отсечь от него окружение. Чтоб никто уже больше на него не влиял. Вот ты, например, Олег Батькович. Для Савоси ты уже не товарищ. Почему? Потому что заманил бедную девушку в семейный бордель. И Боре, хоть он и храбрый у нас портняжка, тоже выпадает черный марьяж. Альбина сама подскажет: а хорошо бы раскрыть Наденьке глаза. Может, даже с квартиркой вот с этой придется расстаться. В Медведково на подселение наш Боря поедет, а Наденька — на Рязанский проспект.
Лутовкин дрыгнул в воздухе закинутой на колено ногой, хотел было что-то сказать, но вместо этого лишь присвистнул.
— Так-так, — заинтересованно сказал Олег, — любопытная беллетристика. Ну, а дальше?
— Дальше Севочка ваш ненаглядный достанется ей в очищенном виде, — ликуя, продолжала Женя. — Она его, конечно, помусолит и выкинет, и лет через пять вы все трое встретитесь где-нибудь возле пивной, облезлые, как дворняги. Подобный случай был в Тамбове.
— Во, прогнозистка! — восхищенно сказал Олег. — Да ведь для этого ей как минимум надо на себя наклепать. Признать, что сама она — разъездная лярва.
— Нашел чем напугать, — пренебрежительно сказала Женя. — «Три мушкетера» читал? Помнишь, что леди Винтер с этим лютеранином сделала?
— С пуританином, — буркнул Лутовкин.
— Вот-вот, — сказала Женя, — с таким же теплым, как ваш Савося. Любая женщина, если хотите знать, всегда мужика сделает виноватым…
В спальне воцарилась кромешная тишина.
— Вот что они с нами делают, — промолвил после долгого молчания Олег, — а мы потом только руками разводим.
— Да выставить ее, — гневно дыша, сказал Лутовкин, — выставить ее к чертовой матери!
— Так приступай, — тут же отозвался Олег. — Что ты валяешься, как полено?
— Ну, во-первых, — помедлив, сказал Лутовкин, — не я ее выдумал, а во-вторых, мне не с руки, все-таки я тут хозяин…
— Намек ваш понят, — сказал Олег. — Черную работу делает красный.
И не двинулся с места.
Выждав минуту, Лутовкин повернулся лицом к стене.
— Ладно, чего там, — глухо проговорил он, — пусть будет как будет. Мы все тут люди собрались закаленные, где сядешь на нас — там и слезешь. Парня хорошего жалко, конечно… пропадет ни за грош, он у нас безотказный.
И прозвучало это до того убедительно, что в тот же миг он сам проникся состраданием к другу, хорошему парню.
— Правда, Олег, — поддакнула Женя, тоже проникшись, — надо что-то делать…
— Ну, если вы так считаете… — сказал Олег и решительно встал. — Нет ничего проще.
— Что ты намерен? — встревожившись, обернулся Лутовкин. — Предупреждаю: только без драки.
— С кем? — Олег ухмыльнулся. — Я просто проведу оздоровительную беседу.
И он вышел в гостиную.
— Эй, молодые! — раздался его зычный голос.