Три желания Мэйв
Шрифт:
В фойе висело длинное зеркало в золоченой раме. Оттуда, где я стояла, хорошо просматривалась гостиная и девочки со своими родственниками.
Разумеется, Тереза и мистер Трезелтон заняли диван в центре комнаты. Тереза нашептывала что-то отцу на ухо. Необычно долго нашептывала, у меня даже внутри уха зачесалось – я представила, как Тереза при этом брызжет слюной.
Мистер Трезелтон в отражении показал толстым пальцем в мою сторону. О ужас: Тереза посмотрела на меня и кивнула.
Они меня видели! И говорили
Кровь так и вскипела в жилах. Тереза, коварная плутовка, наврала отцу о жестокой схватке, в которой я отрезала ей косы!
А потом произошло нечто такое, отчего мое сердце едва не остановилось. Тереза открыла сумочку и вытащила оттуда кое-что маленькое и взъерошенное, похожее на крысу. Правда, крыса эта была ядовито-зеленого цвета.
Я отскочила, чтобы меня не видели в зеркало.
Тереза не врала отцу о нашей драке. Она рассказывала ему о джинне!
А даже если и рассказывала – что такого? Пусть себе мелет языком сколько хочет. Мистер Альфред П. Трезелтон ни за что не поверит в существование джинна. Этот богач пожалуется мисс Саламанке, и старуха Салли наконец выпрет меня из школы, вот и славно!
В окне открывалась занимательная картина: Дебора непозволительно близко придвинулась к молодому джентльмену, а тот, приняв изящную позу, поигрывал тростью. В черном костюме, белой сорочке и золотистом шейном платке он выглядел ни дать ни взять пингвином из зоологического сада.
Я шумно фыркнула и тут же прикрыла рот ладонью.
Мама сердито прищурилась.
– Что за неподобающие звуки, Мэйв! Прекрати! Мне нужно подумать…
– Зайдем в гостиную, мама, выпьем чаю, – предложила сестра. – Добрая чашка теплого чая и отдых пойдут вам на пользу.
Но мама даже слушать ничего не желала.
– Найди экипаж, Полидора, будь лапочкой, – взмолилась она. – Я не могу больше здесь оставаться.
Полли вздохнула и сдалась, мы вышли на улицу. Вскоре нашелся и экипаж, кучер помог маме забраться внутрь. Полидора утащила Дебору от молодого джентльмена. Пришлось ему идти в школу и все же навестить сестру, для чего, собственно, он сюда и явился.
Прежде чем сесть в экипаж, Полидора сжала мое плечо.
– Пиши мне, Мэйв. И веди себя хорошо. Не успеешь оглянуться, как наступит Рождество. Я приеду и заберу тебя на праздники.
Я стиснула руку сестры в ответ. А Полли сунула мне небольшой сверток: черная лакрица! Моя любимая. Милая Полли…
Мама, прощаясь со мной из окна экипажа, махала кружевным носовым платком, встряхивая им при каждом слове.
– Полагаю, разумная барышня, – начала она (шлеп-шлеп-шлеп), – которой уделяют столько внимания, дают самое лучшее и дорогое образование, могла бы уже научиться не сеять вокруг хаос.
На этих словах отважный кружевной платок, устав сражаться, выскользнул из пальцев хозяйки. Кучер поднял его из грязи и снова
– Куда едем, мадам?
Мама с опаской взяла платок и задумалась.
– Кхе-кхе! Так куда едем, мадам?
Выручила старая добрая Полли:
– На вокзал Сент-Панкрас.
– Как скажете, – с готовностью поклонился кучер.
Полли помахала мне на прощание. Дебора вытянула шею, чтобы еще раз взглянуть на молодого джентльмена. Мама смотрела прямо вперед, будто забыла, что вообще сюда приезжала. Колеса экипажа загрохотали по мостовой. Вот тебе и визит родных.
Я развернулась и врезалась в кого-то. Мальчишка из приюта!
Вблизи он оказался выше, чем я думала. Из-под кепки выбивались возмутительно рыжие волосы – такие темно-красные, что напоминали спелый помидор. Из прорехи на сюртуке, проделанной кнутом кучера мистера Трезелтона, виднелась голая кожа.
Я отступила на шаг, не зная, что делать дальше. Вот он – мой противник, прямо передо мной. Следовало заготовить на такой случай язвительную реплику.
– Полагаю, я должен снять фуражку перед благородной леди? – открыто ухмыльнулся он. Мальчишка впервые со мной заговорил.
Что ж, отлично.
– Хочешь снимай, хочешь – нет, мне плевать.
– Где уж нам, бедным сиротам, разговаривать с господами, коль скоро мы обязаны Лондону самой жизнью.
Я обдумала его слова.
– Так вам говорят в приюте?
– Этим они нас потчуют. Вместе с овсянкой.
Я кивнула. Девочки из пансиона мисс Саламанки отлично знали, каково это: нам регулярно напоминали о низшем, пусть и приятном, положении женщины.
Дам обожали как пуделей и уважали примерно так же. Сиротская доля – не мармелад, но я никогда не подозревала, что и мальчикам устраивают ежедневную моральную порку.
– И ты такая же, – заявил рыжий. – Как ни пытался заговорить с тобой, все нос воротишь. Воображала!
Ах вот, значит, как он все понял! И это после того, как я его защищала – а ведь меня чуть не избили и не исключили из школы. Неблагодарный!
Я сжала кулаки и приняла боевую стойку. Негодяй высок, но мой низкий центр тяжести мог стать преимуществом.
– Вот за кого ты меня принимаешь! – закричала я. – Да мне плевать – нищий ты сирота или принц Уэльский. Тебе ни за что не добраться до моего…
Я осеклась – и вовремя. На нас уже стали поглядывать кучеры и лакеи экипажей. Из дверей школы потянулся ручеек родственников. Скоро должен был появиться и мистер Трезелтон. Мальчишка тоже заметил посторонних. Он развернулся, намереваясь удрать и скрыться за углом приюта.
Я схватила беглеца за рукав, рыжий отпрянул в сторону, и прореха поползла дальше.
– А ну пусти, – прошипел мальчишка.
Я не разжала руку, но мне стало стыдно, и я взяла его за запястье.
– Как тебя зовут? – требовательно спросила я.