Три желания за жизнь
Шрифт:
– Митя – это Максим мой жених. Максим, этот взрослый умный мальчик – мой племянник. – Девушка спокойно представляла мужчин друг другу, а Таяр был уже не в силах сдержать бешенства.
– Все хватит, Марина! – Прорычал джинн. – Поиграли и хватит. Разрывай чертову иллюзию! – Крикнул он, видя, что девушка вздрагивает и ежится как от холода. – Рина! – Во всю силу легких сотрясал воздух Таяр. – Я сказал, просыпайся!
Джинния нахмурилась, сжала губы, но даже не взглянула в его сторону, хотя явно что-то слышала и чувствовала.
– Мариш, что-то
– Нет, - Марина растянула губы в улыбке, - Нет. – И джинна выкинуло из сна.
Таяр с удивлением взирал на все еще неподвижную фигуру, не понимая, что не так. И начиная испытывать беспокойство.
***
Клидис не знала куда ей приткнуться, где найти место для себя. Джинны, оповещенные о наказании, смотрели на нее с нездоровым любопытством, вызывая дикое желание стать невидимкой, сбежать, укрыться.
Она попыталась затеряться среди людей, но не смогла вынести такого близкого нахождения рядом с ними. Стихия сушила и подтачивала изнутри, доводя до болезненного помешательства.
Бездумно мерея шагами улицу, джинния видела, как прохожие шарахались от нее, предпочитая перейти на другую сторону дороги или свернуть куда-нибудь, будто чувствуя излучаемую ею опасность. Наверное она представляла жуткое зрелище: обезвоженная, потрескавшаяся кожа, горящая болезненной краснотой; безумные глаза сверкающие чернотой и высохшими кристалликами так и непролитых слез; торчащие во все стороны ломкие волосы… Ведьма, не иначе.
Хриплый всхлип вырвался из груди. Она просто хотела любви, она отдала все… А взамен… получила медленную мучительную смерть.
Не мог Исиб, вычерпывая из нее краденные и скрупулезно скапливаемые силы, не знать, что свои она давно и безвозвратно отдала его сыну.
За что? За то, что любила? За то, что стремилась выжить любой ценой? За то, что хотела добиться власти, чтобы убаюкать уязвленную гордость? Доказать, что не вещь, о которую можно безнаказанно вытереть ноги?
Месть, как сладко было слово, но как пусто сейчас было у нее на душе. Пусто, как в бездонном колодце…
Решение пришло внезапно, и даже боль на мгновение отступила.
Клидис знала, куда она пойдет за защитой и утешением – к Святыне. Внутренний огонь, словно только этого и ждавший от нее, перестал мучить, даря свою заботливую ласку.
Каждое перемещение давалось с трудом, будто она не просто и привычно сокращала пространство, а как минимум создавала огромный сказочный город, но это уже казалось второстепенной мелочью. Главное было добраться до изначального пламени и попросить наполнить ее своей энергией, взамен принесенных жертв.
Живительная прохлада каменных сводов встретила ее гулкой тишиной. Столб огня переливался и манил к себе, как мать заблудшее дитя. Слезы облегчения наконец пролились из глаз, когда она прижалась к шершавому краю колодца.
Клидис не могла поделиться со Святыней своей силой, чтобы воззвать к ней, единственное, что джинния могла дать - была кровь. Без раздумий полоснув по вене небольшим кинжалом, она прижала руку
В душе поднялась паника, Клидис не хотела, чтобы кто-то увидел ее, и в то же время в голове нарастал гул, преобразующийся в зов. Святыня взывала к ней нежно, любяще, ласково, манила утешением и прощением. И джинния сдалась, делая шаг, затем еще один, преодолевая защитный круг и падая в бездну…
На секунду малодушный страх возник в душе, но тут же исчез, стоило изначальному пламени объять ее заботливым материнским прикосновением. Клидис не потерялась, не сгорела… она стала частичкой чего-то грандиозного, необъятно-большого, в то же время сохраняя себя… Живительная сила укрывала, обещая выбор. А сейчас… сейчас ей было радостно и тепло, и она вместе с матерью нетерпеливо ждала, чем закончится испытание для пары джиннов, в котором она, исподволь управляемая стихией, сыграла не последнюю роль.
Нельзя противиться воле «Дарующей силу», но, кажется, женщина, вошедшая в зал, собиралась в очередной раз сделать это…
***
Жасмин, подталкиваемая сомнениями, стремительно преодолевала уровень, за уровнем, направляясь к Святыне. Ей с трудом удалось уговорить Николая, волновавшегося не меньше, а скорее даже большее нее, отпустить ее одну. Муж был недоволен, но все же внял ее желанию, побыть со своими мыслями наедине и почувствовать единение со стихией.
Не смотря на несомненную любовь Николая, его поддержку и веру в нее, за последние два дня она все чаще задавалась вопросами, так ли была права, побоявшись пройти обряд и позволив загнать себя в жесткие рамки, стоили ли жизни родителей ее малодушного страха, не за себя – за него? И самый основной - имеет ли она право перекладывать на дочь собственные опасения?
Арка в белой монолитной стене, видимая только посвященным, обдала прохладой, и Жасмин, запнувшись на мгновение возле нее, нерешительно ступила внутрь зала.
Как заблудшая дочь, она неуверенно, то и дело ненадолго замирая, продвигалась к манящему огню. Глаза вглядывались в завораживающие переливы, а тело трепетало от оглушающей мощи. Сердце нервно билось в груди, то взбрыкивая, то замирая, создавая ощущение падения в бездну, такую же глубокую как та, что находилась внутри колодца прямо перед ней.
Как и в прошлый приход причудливые тени рисовали избранных для обряда – Таяра и ее дочь. Четче, ярче, чем тогда, почти также выпукло и наглядно, как много лет назад ее с Николаем…
Казалось, что прошлое настигло ее в этот момент, сталкивая в пучину старых страхов, заставляя пальцы неметь от холода, сковавшего ее всю изнутри.
Когда-то джинны не боялись венчаться в изначальном пламени. Оно уравновешивало темных и светлых, давая возможность прожить равную по срокам жизнь, объединяя их внутренний огонь в единое целое, заставляя гореть одной потребностью на двоих, и делить поровну полученную силу…