Три женщины

Ронина Елена

Ехали к старшей сестре Фекле. Та уже устроилась в небольшом сибирском городке Алымске и вызвала сестру. Письмо Таисия читала вслух. Медленно и с выражением.

«Дорогая моя сестра Тайка! Во первых словах моего письма большой привет тебе от моего единственного мужа Андрея и детей моих Аркадия, Катерины, Лидии, Клавдии, Арнольда и Надежды. Передаю также наш низкий поклон мужу твоему Сергею и сыну Кольке. Если встретишь сестер наших Серафиму, Устинью, Аксинью, не забудь поклониться и им. А родителям нашим особая от нас благодарность.

Устроились

мы хорошо. Домик небольшенький, но с огородиком. Корова купленная, конечно, не наша Машка. Но такая кормилица, она одна была и будет. А эта Верка – совсем непутящая. И молока дает по четверть ведра. И что за корова? Но другой нету. Потому, наверное, и продали дешево. Город, Тайка, большой. По улицам ездят грузовики и ходят люди в ботинках. Не как у нас, только в сапогах. Я целый день – по дому, ребятишки в школе. Все с книжками бегают. Вырастут, все докторами будут. Андрей – на стройке. Избенка хоть и неприметная, а три спальных места для вас найдем, пока не устроитесь. Приезжай, Тайка. Пора тянуться к культуре. А то еще год, и разговаривать мне с тобой будет не о чем. Совсем отстанешь. Торопись, пока совсем не опоздала. Кланяюсь низко вам всем. Вам и всей семье.

Ваша Фекла».

– Чего это она, Сергей? Тоже, культурная нашлась. У меня, поди, два класса церковно-приходской школы. А у ей чего? Только детей всю жизнь родила и родила. Знаешь, сколько у ей детей народилось? Сергунь, ты, поди, и не знаешь! 19 штук! Это выжили шестеро. И всех, главное, в поле родила. Ужасть, не сказать словами. Работает, работает в поле. Сама видела, девчонкой была. Вдруг как закричит, бабы ее под руки – и за стог. Все шумят, охают. Меня посмотреть не пускали. А потом – раз, и ребеночек. Кто-нибудь из баб юбку свою нижнюю сымет быстро, разорвет, ребенка завернут. Померло детей-то только много. По каждому Фекла убивалась, спасу нет. Хотя убивается, убивается, а потом раз, и опять ее Андрей за Степку лупит. И когда успевала – и детей рожать, и от мужа к Степке бегать.

Сергей усмехнулся бабьим-Таисиным рассказам.

– Да ладно, Тайка, ей же надо перед кем-то бахвалиться? Вот тебя и выбрала. Но ведь зовет! Любит она тебя пуще других сестер.

– Это точно. Вреднючая только.

– А что, Тайка, поехали. Выучусь на водителя, чай, из трактористов – дело нехитрое! Глядишь, получится! И Кольке – лучше, все-таки город. Мальчонка у нас боевой, пытливый, вопросами тебя умучил. Отведешь его в библиотеку. Пущай лучше книжки читает, пока дом не спалил да себя не сжег.

Таисия невольно перекрестилась. Что да, то да. Колька шебутной, спасу нет. Все с ним что-то случается. То топор на морозе лизнет, идет к матери, рот раскрыт, а на языке топор висит, то рубашка на нем огнем вспыхнет. А уж последний случай с родительской кобылой и вообще вспоминать неохота. Таисия вздохнула.

– Боязно. С насиженного места. Хоть и голодно последнее время, и недоедаем, а все-таки и домишко какой-никакой свой. И телка у нас. А там чего? Фекле на шею садиться?

– Ладно, жена, думать давай. Только коли Фекла зовет, она тебе добра всю жизнь

желает. И домишко у нас, сама знаешь, одно название. А там поживем у сестры, глядишь, и построимся.

= 2 =

Сергей прав, Фекла желает Таисии добра. Так всегда было и будет.

Тайка в семье младшая. Как говорят, последыш, и старшая сестра к ней относилась как к своей дочери. Или как к кукле последней. Шутка ли, разница в возрасте 14 лет. Фекла носилась с Тайкой и радовалась ее успехам, пожалуй, больше, чем родная мать. И советчицей ей была. И когда та совсем маленькой вокруг крутилась, и когда к Таисии первая любовь пришла. И одна знала, что бежать она с Сергеем собралась. Не отговаривала.

– Раз люб, беги. Батя никогда тебя за Ковалевых не отдаст. У нас, смотри, и домина какой, и хозяйство. Две коровы, лошадь, козы. А Ковалевы – кто? Голь перекатная.

Тайка обижалась, но сестра говорила чистую правду.

Ей повезло, родилась она в 1912 году в деревне Березовка, что недалеко от Красноярска, в зажиточной семье крестьянина Мелехова пятой дочерью. Нрав у отца был крутой, дочерей воспитывал в строгости и женихов выбирал всегда сам. Неволить, правда, не неволил. Не люб, не нравится – не иди. Но сажал дочь перед собой и убеждал:

– Как жить собираешься? Чем детей кормить? Пойдешь за того, кого тебе желаю, нужду испытывать не станешь. Я все продумал, и избу жениха посмотрел, и как лошадей подковывают. Знаю, чем дед у них болеет. Да и сам приданым не обижу. А норов свой мне показывать не надо. Не пойму. И не прощу.

И старшие сестры отца послушались, вышли замуж с полного благословения отца и ни о чем не жалели.

Тайку отец баловал, самая младшая. То отрез красивый ей привезет, то платок расшитый.

Все пятеро сестер удивительно походили друг на друга, несмотря на большую разницу в возрасте. Высокие, статные, с русыми косами, голубыми глазами и ярким румянцем на лице. Всех отец воспитал к труду приученными. И в поле не ленились, и за скотом ходили.

А по вечерам сядут в ряд на лавку, возьмут вышивание и песни поют. Да как поют! На три голоса, да с заходами, да с причитаниями. Вся деревня сбегалась послушать.

Сергей присмотрел Таисию на деревенских танцах. Гармонист Фимка приходил к ним в Березовку примерно раз в месяц, если не было какого события и не договаривались с ним заранее. К танцам готовились всей деревней, девки доставали нарядные платья, парни начищали сапоги. Фимка играл душевно, и много сердец разбивалось под ухарскую игру. Вот и Таисия заметила цепкий взгляд Сергея Ковалева.

Небольшого роста, с кудрявым чубом, Серега не так чтобы очень отличался от деревенских парней. Опять же, знала Тайка, что воспитывала его одна мать. Нагуляла его от солдата-инвалида, который лечился во Введенском монастыре. Солдат быстро умер, а Евдокия одна, как могла, из последних сил воспитывала мальчонку. Работала у чужих людей прачкой. Сергей рос практически на улице, питался кто чем подаст. Деревенские жалели маленького Сережу, подкармливали его. Старый монах, живший при монастыре, выучил мальчонку грамоте.