Три женщины
Шрифт:
А Жаботинский, окончив перевод «Сказания о погроме», заметил, что Кишиневский погром — это «…исходная точка целой эпохи нашей жизни в качестве народа» [801] .
7 июля 1903 года министр внутренних дел Плеве издал указ, по которому сионизм ставился вне закона.
Российское еврейство начало бурлить как кипящий котел. Еврейская молодежь рвалась в бой. Разгорелись бурные споры между сторонниками усиления еврейского воспитания в галуте и сторонниками эмиграции в Эрец-Исраэль. Дошло до того, что и те и другие решили обратиться к Герцлю, который был принят при многих королевских дворах Европы.
801
«…исходная точка… народа» — В. Жаботинский, «Повесть моих дней» (рус.), «Библиотека Алия», Иерусалим, 1985, стр. 47 (все последующие цитаты В. Жаботинского из этой книги).
Ровно через месяц после указа Плеве, 7 августа 1903 года, Герцль прибыл в Санкт-Петербург
«Лет шестидесяти, крупный, точнее тучный (…) Мы сидели в креслах друг против друга, по обе стороны маленького столика. Говорил Плеве долго, так что у меня было достаточно времени присмотреться к нему. Желтоватый, болезненный цвет лица, седые волосы, белые усы и поразительно молодые, живые карие глаза. Он говорил по-французски не блестяще, но и не плохо. „Я дал вам аудиенцию по вашей просьбе, месье доктор, в надежде прийти к взаимопониманию касательно сионистского движения, каковым вы руководите. Отношение нашего правительства к сионизму — а оно может стать, я бы не сказал, благосклонным, но вполне в духе нашего соглашения — будет зависеть от вас“. — „Если только от меня, ваше превосходительство, то это отношение будет великолепным“, — сказал я, и он кивнул (…) Тут я попросил у него листок бумаги, чтобы помечать те вопросы, на которые хотел получить ответ. Он дал мне бланк, но не поленился оторвать верхнюю часть, будто опасаясь, что я использую его не по назначению (…) Передавая мне бланк, он сказал: „Надеюсь, вы не дадите неподобающего хода нашей беседе. Мы обязаны требовать от всех наших подданных империи, включая евреев, патриотического отношения к государству Российскому, а в последнее время положение евреев ухудшилось вследствие того, что они присоединились к революционным партиям. Мы симпатизировали сионистскому движению, пока оно было направлено на эмиграцию (…) Однако со времени проведения Минской конференции мы видим большие перемены: все меньше говорят о сионизме, направленном на Палестину, и все больше — о культуре, об организационных вопросах, касающихся еврейской нации, что для нас совершенно нежелательно“» [802] .
802
«Лет шестидесяти… нежелательно» — Т. Герцль, стр. 388–391.
Далее Герцль пишет, что, по словам Плеве, Россия особенно хочет избавиться от своих евреев, которых Плеве назвал неассимилируемыми элементами.
Плеве, разумеется, не мог себе представить, до какой степени он окажется неправ в своей характеристике евреев. А Герцля поразило, что Плеве знаком с руководителями сионистского движения. Отвечая на вопрос Плеве, чем царское правительство может помочь сионистскому движению, Герцль перечислил три пункта:
1. Обратиться к турецкому султану с просьбой выдать евреям хартию [803] ;
803
Хартия (гр.) — бумага, рукопись. Здесь — документ, дающий евреям право на заселение Эрец-Исраэль под защитой властей.
2. Оказать содействие еврейской эмиграции из России;
3. Не возражать против объединения различных сионистских групп в единую легальную Сионистскую федерацию России.
Плеве согласился со всеми тремя пунктами при условии, что евреи не будут участвовать в русском революционном движении и тем более возглавлять его, по крайней мере, на протяжении пятнадцати лет.
Если Плеве ошибся, назвав русских евреев «неассимилируемыми элементами», то относительно их участия в Октябрьском перевороте и даже даты этого переворота он оказался провидцем.
Перед уходом Герцль попросил у Плеве рекомендательное письмо к графу Витте. Герцль хотел обсудить с графом некоторые финансовые вопросы. Плеве недовольно поморщился, но письмо написал, вложил в конверт и запечатал.
Что подумал Герцль о манерах русского министра, гадать не приходится.
— Рад был познакомиться с вами лично, — сказал на прощание Плеве.
— Я тоже, ваше превосходительство, — поклонился Герцль.
Кроме письма Герцль получил от Плеве памятную записку, где сообщалось, что сионистское движение может рассчитывать на правительственное «моральное и материальное содействие в отношении мер, предпринятых движением, которые приведут к уменьшению еврейского населения России. Это содействие будет состоять в (…) облегчении работы эмиграционных комитетов и в оплате необходимых им расходов, разумеется, не из правительственных фондов, а из налогов на евреев» [804] . Плеве также предупреждал Герцля, что, если сионизм в России не будет направлен на эмиграцию евреев, правительство незамедлительно объявит сионистское движение вне закона. В заключение Плеве написал, что прилагаемая записка приравнивается к правительственному документу, поскольку Плеве показал ее Государю императору Николаю II [805] и тот разрешил передать ее доктору Герцлю.
804
«моральное и материальное… на евреев» — Т. Герцль, примечание к стр. 398.
805
Николай II (1868–1918) — русский император.
В воскресенье Герцль поехал на Острова на дачу к министру финансов графу
«Он принял меня сразу же, — записал Герцль в дневнике, — но не очень-то любезно. Большой, уродливый, неряшливый, напыщенный чиновник лет шестидесяти, со странно вытянутым носом, вогнутыми внутрь коленями, кривыми ногами, а потому с шаркающей походкой. Еще более осторожный, чем Плеве, он сел спиной к окну, чтобы свет падал на меня. По-французски говорит очень плохо (…) Раньше всего он спросил (несмотря на рекомендацию!) (…) — Вы что, иудей? — Да, иудей и глава сионистского движения. — А то, о чем мы будем говорить, останется между нами? — Несомненно. — В последнее время появился новый и весомый фактор: евреи составляют только семь миллионов из нашего стотридцативосьмимиллионного населения, но (…) более половины всех членов революционных партий. — Чем ваше превосходительство объясняет этот фактор? — Думаю, ошибочной политикой нашего правительства. Евреев слишком угнетают (…) В конце концов он спросил меня, чего я хочу от правительства. — Поощрения эмиграции, — ответил я. — Но мы и так ее поощряем, например, хорошим пинком. Я едва удержался, чтобы не рассмеяться, услышав такую откровенность, граничащую с глупостью, и ответил ледяным тоном: „Это не то поощрение, о котором я хотел бы поговорить. Оно всем понятно и без обсуждений“» [806] . Беседа Герцля с Витте продолжалась час с четвертью.
806
«Он принял меня… без обсуждений» — Т. Герцль, стр. 393–396.
Четыре дня спустя состоялась вторая встреча Герцля с Плеве. Она прошла, как записал Герцль в дневнике, «еще успешнее, чем первая». Герцль попросил Плеве расширить черту оседлости и разрешить евреям приобретать там землю для сельскохозяйственных работ. Плеве пообещал удовлетворить его просьбу об отмене решения, ставящего сионистское движение в России вне закона, если сионисты не будут вмешиваться во внутренние дела русских и вести себя тихо и законопослушно.
«„Хочу обратить ваше внимание, месье доктор, — заметил Плеве, — что (…) создание независимого еврейского государства, способного принять несколько миллионов евреев, было бы для нас наиболее желательным. Однако это вовсе не означает, что мы хотим потерять всех наших евреев. Сливки интеллигенции, наилучший пример каковой являете собой вы, нам хотелось бы сохранить. А вот с теми, у кого мало мозгов и средств, мы будем рады расстаться. Я хорошо знаком с евреями. Все мое детство, с пяти до шестнадцати лет, прошло среди них. Я жил с родителями в Варшаве. Они были стеснены в средствах, и мы занимали маленькую квартирку в большом доме. Все дети играли в одном большом дворе. Я играл только с еврейскими детьми, так что моими первыми друзьями были евреи. Как видите, я предрасположен кое-что для них сделать“. Я попрощался с ним. Он был крайне любезен» [807] , — закончил Герцль запись в своем дневнике.
807
«Хочу обратить… любезен» — там же, стр. 403.
С императором Герцлю так и не удалось встретиться, сколько он ни пытался. Возможно, причина крылась в том, что, как сообщил Плеве Герцлю, Государь император очень разгневан тем, что кто-то осмеливается утверждать, будто русское правительство непосредственно участвовало в еврейских погромах или хотя бы попустительствовало им.
Через три дня после второй встречи с Плеве Герцль покинул Петербург.
К визиту Герцля евреи отнеслись по-разному. Одни откровенно осуждали его за переговоры с антисемитом и погромщиком Плеве, другие — например, евреи Петербурга — были им недовольны потому, что он встретился с семью еврейскими литераторами и не встретился ни с одним руководителем еврейской общины. А евреям Варшавы не понравилось, что он даже ни разу не пошел в синагогу, пробыв в Петербурге целых девять дней, о чем сообщила варшавская газета на иврите «ха-Цфира» [808] .
808
«ха-Цфира» (ивр.) — «Сирена».
А Герцль, несмотря на требования Нахмана Сыркина и других российских сионистов не публиковать результаты переговоров с Плеве, опубликовал их, да еще отметил, что царский министр внутренних дел поставил условие: сионисты должны вести себя «тихо и законопослушно». В ответ российские сионисты опубликовали листовку, в которой поклялись, что «Ни тишины, ни законопослушания не будет!».
Из России, заехав по дороге на несколько дней в Вену, Герцль отправился на 6-й Сионистский конгресс, проходивший в Базеле с 23-го по 28 августа того же 1903 года.
Вопреки недовольству российских сионистов Герцль был удовлетворен результатами переговоров в России, но все-таки счел нужным заручиться поддержкой тех самых еврейских революционеров, о которых ему говорили Плеве и Витте. Поэтому он изъявил желание встретиться с доктором философии Хаимом Житловским [809] , жившим в Цюрихе. Встреча состоялась в Базеле.
Бывший народоволец, социалист, один из основателей партии эсеров, Житловский призывал евреев участвовать в русской революционной борьбе, так как искренне верил, что с победой социализма евреи разделят с неевреями плоды грядущего рая на российской земле и никакая Палестина им не будет нужна.
809
Житловский Хаим (1865–1943) — публицист.