Три женщины
Шрифт:
Уже теряя сознание, Маня услышала спокойный голос Зубатова: «Попробуйте еще раз».
Маня выехала в Сан-Ремо сменить сестру и прожила там четыре месяца.
У постели больной матери Маня не переставала вспоминать, как она пыталась убить Зубатова, как сжигала его письма.
«В Сан-Ремо, — вспоминает Маня, — я излечилась от истерического отношения к Зубатову» [728] . И тогда же она решила создать в России рабочее движение зубатовского образца без помощи Зубатова. А если на каком-то этапе полиция начнет нас преследовать, говорила она себе, вот тогда наше движение станет политическим, и революцию, если она действительно
728
«В Сан-Ремо… к Зубатову» — Я.Гольдштейн, стр. 129.
О своем решении она никому не рассказала, и члены московского рабочего союза присылали ей подробные отчеты об их работе, о планах на будущее и почти всегда просили денег. Пришло письмо и с просьбой прислать идеологическую программу их профессионального движения. Деньги у Мани были, отец давал, и она их послала. А программу сама составить не смогла и обратилась за помощью к своему новому знакомому, итальянскому социалисту Морелли, горячему поклоннику английского тред-юнионизма. Он составил программу, Маня послала ее в Москву и получила ответ: «Плохо. Слишком заумно. Народ этого не понимает. „Дядька“ пишет лучше тебя».
В том же письме сообщалось, что рабочими союзами заинтересовался Лев Толстой [729] , что к нему ездит по воскресеньям Афанасьев и что сам великий писатель помогает составить устав союзов и подробно расспрашивает об условиях труда на заводах.
Морские ванны и бездонное голубое небо Италии успокаивали Манину истерзанную душу. Сиделка подолгу оставалась с матерью, и Маня исходила вдоль и поперек весь живописный Сан-Ремо. Несколько раз выбиралась и в соседний городок со скромным названием Империя. Она даже купила учебник итальянского языка, а Морелли дал ей несколько уроков.
729
Толстой Лев Николаевич (1828–1910) — русский писатель.
Смуглый Морелли с горящими глазами называл Маню Марией и пел ей во время прогулок неаполитанские песни. Как-то раз, в придорожной таверне, выпив две бутылки «кьянти», Морелли неожиданно заявил, что в глубине душе он всегда был анархистом, и выкрикнул: «Да здравствует свободная любовь!»
Публика пришла в восторг, а Маня — в ужас. В глубине души она оставалась еврейской девушкой строгих правил.
В 1901 году Манина мать умерла. Согласно завещанию ее похоронили в Гродно. Сразу после шивы [730] Маня уехала в Минск, где встретила своего бывшего кружковца.
730
Шива (ивр.) — досл. «семь». По еврейской традиции, обязательный семидневный траур для семьи покойного.
— Произошло недоразумение, — сказал он. — Меня вербовал не Зубатов, а другой офицер из охранки.
Маня тут же написала Зубатову: «Приезжайте в Минск. Я ошиблась». Зная Маню, Зубатов был уверен, что теперь ему нечего опасаться, и не ошибся.
«Мы заключили с ним соглашение вторично, — вспоминает Маня. — На этот раз оно основывалось на твердом взаимном доверии и условии, что никогда — ни устно, ни письменно — не будем касаться проблемы революционного движения» [731] .
731
«Мы
Они встретились на конспиративной квартире минского Охранного отделения, а о том, как прошла эта встреча, в Маниных воспоминаниях нет ни слова. Но событие, происшедшее сразу после отъезда Зубатова, кое о чем говорит.
27 июля 1901 года в Минске была официально создана Еврейская независимая рабочая партия (ЕНРП).
Кроме Мани среди основателей ЕНРП были еще три человека: Александр Чемеринский [732] , Юрий Волин (Иехуда Юделевский) и Иосиф Гольдберг.
732
Чемеринский Александр (1880–1937?) — член БУНДа, один из руководителей ЕНРП.
Чемеринский был привержен идеалам борьбы за дело еврейского рабочего класса. После революции 1917 года эти идеалы привели его в компартию, затем — в Евсекцию [733] и наконец — в подвалы Лубянки.
Юрий Волин был, по словам Мани, «человек умный, но слабый, лишенный силы воли».
А Иосиф Гольдберг был изгнан из ешивы «за вольнодумство».
Членов ЕНРП называли по-разному: «независимыми», «легализаторами», «зубатовцами», но чаще всего — «экономистами».
733
Евсекция — аббр., еврейская секция. Название еврейских коммунистических секций РКП(б), главная задача которых состояла в «коммунистическом воспитании еврейских масс».
Структура ЕНРП напоминала структуру БУНДа. Высшим партийным органом был Центральный комитет из десяти человек. Шестеро из этих десяти составляли Исполнительный комитет.
Со временем ЕНРП открыла свои филиалы в Бобруйске, Киеве, Екатеринославе, Вильно и Одессе. Членские взносы составляли пять копеек в неделю. Первым официальным документом ЕНРП стал ее манифест:
«а) Никакая теория не настолько могущественна и неопровержимо верна, чтобы давать право своим приверженцам вести бессознательную массу за собой к цели, которую масса не понимает;
б) Еврейский рабочий класс в настоящее время требует хлеба и знаний, и эти требования должны быть удовлетворены;
в) Преступно приносить в жертву материальные интересы рабочего класса таким политическим целям, которые ему в настоящее время чужды;
г) Рабочий, как и всякий человек, имеет право быть сторонником какой ему угодно политической партии и все-таки защищать свои экономические и культурные интересы (…);
д) Экономические и культурные организации должны (…) регулировать его экономические интересы а не служить орудием какой бы то ни было политической партии (…)» [734] .
734
«а) Никакая теория… политической партии (…)» — Б. Фрумкин, стр. 214–215.
В манифесте излагалась и программа ЕНРП:
«1. Еврейская независимая рабочая партия имеет целью поднятие материального и культурного уровня еврейского пролетариата (…) На практике эта цель сводится к развитию (…) среди рабочего класса научных и профессиональных знаний и к воспитанию его для коллективной жизни.
2. Партия в целом не выставляет себе никаких политических целей и касается политических вопросов лишь в той мере, поскольку они затрагивают повседневные интересы рабочих.