Три женских страха
Шрифт:
– Ты знала? – вдруг сильно сжав мою руку чуть выше локтя, требовательно спросил отец.
– Знала – что?
– Не туфти, Александра! Про то, что Славка тендер слил – знала?
О, черт… дерьмо-то реально все то же.
– Узнала буквально сутки назад.
– Сутки?! – взревел папа, отталкивая меня. – Сутки – и молчала?!
– А что бы это изменило? Тендер уже проигран.
– Ты не понимаешь, да?! – с усилием отец встал с кровати и схватился за костыль, стоявший у спинки, – Фо привез его специально, чтобы папа мог начать передвигаться. –
– Успокойся, пожалуйста. Уже все равно ничего не исправишь…
– Где?! Где этот поганец?! – бушевал отец, хромая по комнате.
– Этот поганец мертв, Фима, – раздался от двери голос Акелы, и папа, точно наткнувшись на препятствие, остановился и развернулся к нему:
– Что… как ты сказал?!
– Слава убит.
– Кем, когда?! – на глазах становясь беспомощным стариком, пробормотал папа.
Я кинулась к нему, поставила плечо, давая опору. Он тяжело дышал и растерянно смотрел на Акелу. Тот стоял, скрестив руки на груди, и его лицо ничего не выражало – ужасная маска с черным кружком вместо левого глаза.
– Его застрелил снайпер вчера вечером. Тело только что увезли в морг.
– Почему… как вы смели не сказать… вчера?! – захрипел отец, раздирая рукой майку, как будто она душила его. Прореха обнажила синюю «звезду» под правой ключицей и верхнюю часть наколотой ниже церкви. Три купола с крестами – по количеству отсиженных сроков.
– Фима, ты не в том состоянии…
– Не в состоянии?! – загремел вдруг отец, отталкивая меня и устремляясь к Акеле. – Это тебе решать, что ли?! У меня сына убили – первенца моего! А ты… ты… падла, урою!!!
Ему удалось перехватить костыль и с размаху ударить им Сашу по плечу. Мой муж уклонился, но удар все равно вышел ощутимый.
– Папа, папа, прекрати немедленно! – кричала я, пытаясь отобрать костыль у разъяренного родителя, но тщетно.
В папу словно бес вселился и теперь гонял его по комнате, заставляя крушить все.
– Ну что ты стоишь?! – крикнула я, обращаясь к мужу. – Сделай что-нибудь!
– Ни хрена… ни хрена он не сделает… не сделает!!! – орал отец, размахивая костылем и обрушивая его на все, что видел, – стол, кресло, стена, с которой он сшиб картину, сама картина, большая напольная ваза, разлетевшаяся на черепки. – Не сделает – как не смог… не смог уберечь, защитить…
Этот гнев был страшен, я никогда прежде не видела, чтобы папа так выходил из себя. Он обвинял моего мужа в том, что Сашка не смог защитить Славу, и никакие резоны сейчас не дошли бы до воспаленного ненавистью и болью разума.
– Зато я уберег тебя, – вдруг резко бросил Акела, и отец замер, тяжело дыша и совершенно оглушенный словами. – Киллер приехал за тобой.
– За мной?! Тогда… какого хрена… какого, спрашиваю тебя, хрена, я жив – а мой мальчик в морге?! – снова заорал папа, замахиваясь костылем.
– Я не мог позволить, чтобы в морге оказался ты.
– Поэтому ты, паленая сволочь, решил распорядиться жизнью моего сына?! – Он изо всех сил заколотил костылем по спинке кровати, и я про себя подумала – хорошо, что кровать кованая, иначе разлетелась бы
– Если ты выслушаешь меня спокойно, то поймешь, почему я так сделал, – спокойно, точно не слыша оскорблений, проговорил Саша.
Я боялась вмешаться, хотя чувствовала – пора, иначе сейчас они наговорят и наделают такого, что потом не расхлебаешь за половину жизни.
– Заткнись! Заткнись лучше! – гремел папа, в бессильной злобе размахивая костылем. – Ты позволил кому-то застрелить моего мальчика! Кто дал тебе право… как ты посмел…
– Фима, твой мальчик был в сговоре с тем, кто заказал тебя.
Это бабахнуло громом среди зимы. Я даже дышать перестала – если то, что сказал Саша, правда… Я не знаю, что тогда будет дальше. И откуда он узнал? И главное – кто заказчик?
Папа, похоже, был не меньше моего шокирован этими словами. Он тяжело опустился на кровать, отшвырнул костыль и, опустив голову, произнес:
– Если ты… если только ты сейчас… если ты прогнал мне порожняк, чтобы выгородить себя… Акела, запомни – я тебе сам глотку перегрызу, без всяких киллеров. Славка – мой сын.
– Он забыл об этом уже давно.
– Рассказывай, – велел отец, забираясь под одеяло, – его ощутимо знобило, это было видно даже так, на глаз, и я приблизилась, чтобы укрыть его.
– Аля, выйди, – бросил муж, подвигая к кровати кресло, но папа вдруг воспротивился:
– Нет! Она останется. Она оказалась более мужчиной, чем мои сыновья. – И у меня по спине побежали мурашки – неужели кто-то донес ему о Семене и его пристрастиях?
– Хорошо. Но я не хотел бы, чтобы моя жена оказалась в большей опасности, чем уже существует.
– Мы все умрем, – с усмешкой проговорила я, забираясь с ногами на кровать и прислоняясь к стене. – Выкладывай.
Саша помолчал пару минут и начал:
– Твой сын, Фима, был последним, кого я мог начать подозревать. Последним – потому что он твой сын, хоть и пьет уже давно, и характером слаб. А потом мне в руки попала долговая расписка. Угадай чья. Твоей невестки. Она брала в долг под большой процент у какого-то Рамзеса. Конечно, по кличке, я перевернул все, однако найти его не смог. Потом в Славкиных телефонных разговорах начало проскальзывать это имя – и опять никаких зацепок, ни номера, ничего. Я приставил и к Юлии, и к Славе людей, но ничего, никаких контактов. Никаких – кроме как с целью отдать деньги. Славка передал большую сумму кому-то, оставил в ячейке на вокзале кейс, а в нем – почти полтора миллиона. Ты понимаешь теперь, почему ему не хватило на залог? Потому что он рассчитался с долгами жены.
– С какими долгами?! Куда такая куча денег этой запойной дуре?! – взревел отец, и Акела предостерегающе поднял руку:
– Не кричи, давай по порядку. Ты знал, что она играет в казино? Напивается и играет? А когда долг сделался сказочно большим, она начала брать у этого самого Рамзеса под залог. И Славка рассчитался деньгами, приготовленными на тендер. А кредит взять уже не успел.
– С-с-суки ненасытные! – прошипел отец, сжимая руки в кулаки, но Акела словно не замечал этого, рассказывая дальше: