Три жизни Юрия Байды
Шрифт:
…Та-а-к! Пусть не хлопают ушами!
Справка райсобеса:
«Ю. П. Байда получателем пенсии как инвалид Великой Отечественной войны не значится».
Коротко и ясно!
А ведь Байда говорил, что он инвалид Отечественной войны.
Письмо заведующего продуктовым магазином пос. Субботино П. В. Прибылова:
«За моей подписью в нашей районной газете печатались документальные рассказы о подвигах, которые якобы совершили на днепровском плацдарме Байда и я. После получения Вашего письма и разговора в райкоме партии я, как коммунист, решил сказать правду и понести заслуженное взыскание. Я чистосердечно сознаюсь и раскаиваюсь в том, что по пьянке проявил
И еще один документ из Центрального архива Министерства обороны.
«Выписка из приказа от 10 марта 1945 года по Омскому военному училищу.
Гвардии сержант Ю. П. Байда во время пребывания в училище систематически, подделывал увольнительные записки и совершал самовольные отлучки. У курсанта Никанорова похитил посылку с продуктами, которые съел. В столовой крал ложки и продавал их на рынке. Также воровал со склада зимние портянки для продажи. Приказываю:
За систематические самовольные отлучки, воровство и подделку документов курсанта Ю. П. Байду звания «гвардии сержант» лишить, из училища исключить и направить в маршевую роту.
«Боже мой, и это — Байда!.. Воспетый мною Байда! Этот проходимец и мошенник, упорно пробивающий себе высокое звание Героя… Неужели все это так?» — восклицал я, читая свидетельства полного распада, маразма личности. «Как же так? Ведь прежде я, бывало, нутром, интуицией, что ли, безошибочно определял, какой человек передо мной, чем он начинен. Почему же с Байдой произошла такая осечка? Куриная слепота на меня напала? Или еще что-то? Тут впору хоть самому являться в партком с повинной. Ведь не кто иной, а я, не разобравшись в сущности недостойного человека, возвеличивал его и тем обманывал веривших мне людей».
Полынов, увидев мою реакцию на все это, покачал головой и снова направился к сейфу.
— Еще не все? — воскликнул я.
Он принес и поставил на стол начатую бутылку коньяку, две рюмки и боржом. Налил рюмки, подмигнул:
— Давайте, для настроения…
Выпили. Полынов, закурил сигарету, сказал:
— В прошлую нашу встречу вы интересовались, женат ли Байда, и называли фамилию женщины.
— Да, было… Тогда я думал, что супруга Байды — Василиса Карповна Коржевская, но потом он сказал, что она умерла при тяжелых родах.
— Вы ее знали?
— Встречались… Я ее вывез на самолете из партизанского отряда имени Щорса примерно за месяц до родов, то есть до ее смерти. От нее и узнал о драматических событиях на Маврином болоте…
— А что вы скажете вот на это? — достал Полынов из кармана распечатанный конверт, а из конверта — письмо.
Я начитался сегодня столько всякой огорчительной писанины, что, беря в руки этот листок, не ждал уже ничего хорошего. Но то, что мои глаза увидели сейчас, потрясло меня. «Не может быть! — воскликнул я, жадно пробегая взглядом листок. — Невероятно!» Но я не сомневался в истинности написанного. Жизнь постоянно дает нам самые что ни на есть фантастические примеры возвращения людей с «того света», поэтому еще при первой встрече с Байдой, выслушав скорбный его рассказ о судьбе Вассы, я все равно не исключал возможности того, что сын его остался жив. Разве мало выхаживали и выхаживают сирот? Но то, что я прочитал, окончательно перевернуло мое представление о Байде. Этот мошенник ко всему еще и вор!..
Письмо было адресовано директору НИИ.
«Уважаемый товарищ директор!
Обращаюсь к Вам в надежде, что Вы поймете сыновние чувства человека,
Недавно по телевидению показывали документальный фильм о Вашем НИИ, и вдруг я увидел кадры, на которых запечатлен мой отец. Вначале посчитал, что это однофамилец, но сердце подсказывает иное. Тем более в фильме он рассказывал о себе как о партизане, воевавшем с фашистами в родных местах. С того вечера я просто заболел. Чего только не передумал за эти дни! Мать всю жизнь мне твердила: «Если бы отец был жив, он нашел бы нас и под землей». Хотел сообщить матери, но пока решил ее не тревожить, узнать точно о моем однофамильце, работающем под Вашим началом.
Убедительно прошу сообщить мне о нем по адресу…
— Ну что? — спросил Полынов после долгого молчания.
— Значит, Васса жива и у нее взрослый сын!.. Почему же Байда говорил, что она умерла при тяжелых родах?
— Он совсем заврался… — хмуро сказал Полынов.
— Ему известно о письме сына?
— Байда в командировке, вернется дней через пять-шесть…
— А кто еще знает об этом в институте?
— Кроме директора и меня — никто.
— Хорошо. Никому не говорите. Я еду.
— Куда? К сыну Байды?
— Нет, еду к Вассе.
— Однако! Скорость ваших решений…
Полынов посмотрел на меня во все глаза, с изумлением. Не знаю, что он увидел на моем лице, но я внезапно рассердился.
— Зачем же вы тогда дали мне читать письма? Для сведения? Тогда не стоило утруждаться. А если для того, чтобы оказать людям помощь, то действовать надо немедленно. Не нам с вами, а Вассе решать, может ли быть ей мужем, а ее сыну отцом человек, который отказывался от них четверть века. Стоит ли иметь сыну такого отца или уж лучше оставаться по-прежнему сиротой. Позвольте позвонить от вас на аэровокзал, мне нужно расписание рейсов на Тюмень.
— У меня расписание есть, — сказал Полынов, вставая и подходя к своему столу, где под стеклом лежал буклет ГВФ. — Два прямых и пять транзитных.
— Годится. Завтра утром улетаю. Байде ни слова!
— Счастливо, буду ждать вестей. Позвоните обязательно.
Вечером следующего дня Ан-2 приземлился в Березове при свете посадочных прожекторов. Автобус довез меня до гостиницы, светившейся всеми окнами среди высоких пихт и обещающей тепло и уют после двадцатиградусного мороза.
Бросив на кровать походную сумку, я справился по телефону, находится ли в больнице Васса Карповна. Ответили, что ушла домой. Дежурная по гостинице растолковала мне, как разыскать Красноармейскую улицу, и я отправился по адресу.
Городок утопал в снегу. Снег был всюду: искрился в голубом свете неоновых фонарей, лежал на зеленых лапах пихт, расстилался вокруг меня не тронутым копотью ковром, украшал беличьими шапками крыши домов, скрипел под ногами на все голоса.
Я шел и думал: узнаю ли я Вассу? Узнает ли она меня? Столько лет прошло после нашей последней встречи в отряде имени Щорса. Мне еще помнится, как она смутилась, когда я уставился на ее располневшую талию, и принялась торопливо оправлять гимнастерку на животе. С похудевшим лицом, с коричневыми пятнами на лбу и щеках, с высокой грудью, она казалась тогда неказистой, только огромные глаза, бесконечно печальные и ясные, нежно светились.